Rusкая чурка. Сергей Соколкин
сталь легко проткнула мягкую, эластичную кожу, и он, отшатнувшись, упал со стула…
– За что, за что? Не надо! – кричал он, дергая плечами, словно пытаясь выпрыгнуть из своего собственного тела.
– За то, – выдыхала она, все сильнее нажимая коленом ему в пах, чувствуя исходящее тепло его тела и мерзкий, гнилостный запах изо рта. Глаза его были маленькими, черненькими, их хотелось выковырять, в них гнездился отвратительный болезненный ужас. Они плакали, словно мочились…
Она воткнула нож ему в горло, потом еще. Он рычал, булькал, как болотный газ, выпуская воздух разорванным кадыком, открывал рот, пытаясь вдохнуть, дергал бесполезными уже руками и смешно дрыгал короткими волосатыми ногами в одном, как-то еще держащемся на большом пальце правой ноги шлепанце. Его кровь, густая, липкая, изрыгнулась горячим фонтаном в ее восторженное, опьяненное мщением лицо, доставляя ни с чем не сравнимое физиологическое, почти сексуальное удовольствие. Кровища пропитала ее белую блузку и медленно стекала в глубокую ложбинку между грудей. Через несколько секунд он дернулся в последний раз и затих, застыв на полу в нелепой изломанной позе. Голова свисала набок, как у игрушечной тряпичной куклы. Посреди комнаты в остывающей луже одиноко стоял потерянный шлепанец.
– Третий из пяти, – ухнула в ее мозгу вернувшаяся память, – на земле очередным чуркой теперь меньше…
…Она тут же, во сне, обессилела и дальше снова спала без сновидений. Недели на две они покинули ее возбужденную головку. Но она знала, что они вернутся… До утра еще оставалось время.
Итак, Алина лежала в одинокой, горячей, разбросанной постели и читала Гитлера, выделяя галочками и звездочками понравившиеся места. Хотя так говорить не совсем правильно. Ей нравилось все, вернее, почти все из того, что она понимала, кроме конца книги, где автор, одуревший и озверевший в крепости-тюрьме Ландсберг, уже «наезжает» на Россию. Временами Алина даже жалела, что не она написала эту книгу, настолько мысли Адольфа Алоисьевича и его взгляд на мир стали совпадать с ее собственными.
«Природа противится спариванию более слабых существ с более сильными. Но в еще большей степени противно ей смешение высокой расы с нижестоящей расой. Такое смешение ставит под вопрос всю тысячелетнюю работу природы над делом усовершенствования человека…»
«Таким образом, можно отметить, что результатом каждого скрещивания рас является:
а) снижение уровня более высокой расы;
б) физический и умственный регресс, а тем самым и начало хотя и медленного, но систематического вырождения.
Содействовать этакому развитию означает грешить против воли всевышнего вечного нашего творца».
– Нижестоящая раса… Грешить против воли Всевышнего… – повторила она про себя и опять вспоминала свою жизнь в «гребаном» Дагестане в 80–90-е годы, речи местных вождей-князьков, которыми перманентно интересовались московские органы, но никак, видимо, не могли или не хотели их унять. Вспоминала