Капут. Курцио Малапарте
дождем на варшавском вокзале, и ее манера говорить: «Ces pauvres gens».
– Польские рабочие, – вещал Франк, – не из лучших в Европе, но и не из худших. Когда хотят, они могут очень хорошо работать. Полагаю, мы можем на них рассчитывать, особенно на их дисциплину.
– Все же есть у них один очень серьезный недостаток, – сказал Вехтер, – они смешивают патриотизм с техническими вопросами труда и производства.
– Не только с техническими, но и с моральными, – сказал барон Фользеггер.
– Современная техника, – вставил Вехтер, – не допускает вмешательства посторонних элементов в дела труда и производства. А патриотизм рабочих среди всех чуждых производству вопросов – самая опасная проблема.
– Несомненно, – сказал Франк, – но патриотизм рабочих сильно отличается от патриотизма дворян и буржуа.
– Родина рабочего – заводы и машины, – негромко произнес человек Гиммлера.
– Это мысль коммунистов, – сказал Франк, – думаю, ее сформулировал Ленин. Хотя, в сущности, она выражает реальность. Польский рабочий – добрый патриот, он любит свою родину, но знает, что лучший способ спасти страну – это работать на нас, – добавил Франк, глядя на человека Гиммлера, – а если он будет противиться…
– Мы в курсе многих вещей, – сказал человек Гиммлера, – о которых польский рабочий не знает или не желает знать. Лично я предпочел бы не знать, – добавил он с застенчивой улыбкой.
– Если хотите выиграть войну, – сказал я, – вы не можете уничтожить родину рабочего. Не можете уничтожить машины, цеха, промышленность. Это проблема не только польская, а всеевропейская. Как и в остальных завоеванных вами странах, вы можете уничтожить родину знати, родину буржуазии, но не родину рабочих. Полагаю, смысл этой войны весь в этом, или в основном в этом.
– Крестьянство, – сказал человек Гиммлера.
– Если нужно, – сказал Франк, – мы раздавим рабочих под крестьянским прессом.
– И проиграете войну, – сказал я.
– Герр Малапарте прав, – сказал человек Гиммлера, – мы проиграем войну. Нужно, чтобы польские рабочие нас полюбили. Мы должны заставить польский народ полюбить нас.
Он улыбался, пока говорил, а замолчав, отвернулся к камину.
– Все кончится тем, что поляки полюбят нас, – сказал Франк, – это народ романтиков, и новым видом завтрашнего польского романтизма будет любовь к немцам.
– А пока, – сказал барон Фользеггер, – польский романтизм… Есть венская поговорка, она как нельзя лучше рисует наше положение по отношению к полякам: «Ich liebe dich, und du schläfst», «Я люблю тебя, а ты спишь».
– Oh! Оui, je t’aime et tu dors. Très amusant, n’est-ce-pas?[79] – сказала фрау Вехтер.
– Ja, so amüsant! – сказала фрау Бригитта Франк.
– В итоге поляки, конечно же, полюбят нас, но пока они спят, – сказал Вехтер.
– Я полагаю, они притворяются спящими, – изрек Франк. – Они и не мечтают о большем, чем дать себя любить. О каждым народе судят по его женщинам.
– Польские женщины, –
О да, я люблю тебя, а ты спишь. Очень забавно, не правда ли? (