Отвергнуть короля. Элизабет Чедвик
Маршал устало улыбнулся и закрыл глаза:
– Я надеюсь на милосердие Господне. Сыграй мне что-нибудь, будь хорошей девочкой.
Махелт принесла лютню и села у кровати:
– Что именно?
– Что хочешь. Что-нибудь негромкое.
Махелт прикусила губу. Она восприняла слова матери в часовне как весть о полном выздоровлении и не ожидала, что отец окажется настолько слаб. Девочка осторожно коснулась инструмента и принялась перебирать струны. Веки отца оставались закрытыми, но он одобрительно кивал в такт нежной мелодии.
– Мне о многом нужно подумать, Матти, – произнес он через некоторое время. – Я давно не приводил свои дела в порядок.
– Папа? – Махелт перестала играть и посмотрела на отца, но он покачал головой и жестом велел продолжать.
– Сыграй мне песню, которой я тебя научил. Ту, что нравится твоей матери: о Деве и младенце Иисусе.
День за днем Махелт наблюдала, как отец оправляется от болезни, которая угрожала его жизни и стала для всех леденящим напоминанием о смертности и о том, как быстро коса срезает траву. Уильям Маршал не торопил события, чему все были рады, поскольку он никогда еще не бывал так подолгу дома, с семьей. Прежде мир всегда отнимал у них отца, но сейчас время на мгновение застыло.
В самом начале его выздоровления Махелт сидела на кровати в его комнате, разговаривала с ним, пела, играла на лютне или цитоле[7]. Когда отец немного окреп, она стала играть с ним в шахматы, мельницу и нарды.
Иногда Махелт замечала, как он тоскливо и пристально глядит на нее, но когда спрашивала, что случилось, отец улыбался и переводил разговор – говорил, что ничего не случилось или что он гордится ею – той прелестной молодой женщиной, которой она становится.
По мере выздоровления отец начал ездить верхом для укрепления мышц. Ему больше не сиделось в комнате или теплом уютном уголке цитадели. Уильям Маршал снова взял дела графства в свои руки, преследуя определенные цели.
– Он собирается просить дозволения короля отправиться в Ирландию, – сказал Махелт Ричард, когда они наблюдали за выгрузкой вина с корабля у речных ворот замка. Трайпс с сопением бегал вдоль стены, время от времени останавливаясь, чтобы пометить территорию.
– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась она.
Махелт разглядывала брата. Его волосы блестели на осеннем солнце, как яркая медная проволока, а зеленоватые глаза смотрели проницательно. Она испытала укол зависти оттого, что Ричарду доверили новость, а ей нет. Только потому, что он старше. Только потому, что он мальчик. Это нечестно!
– Я слышал, как отец беседовал в конюшнях с Жаном Д’Эрли. Он сказал, что ему нужно съездить в Лейнстер и во всем разобраться… что он позволил чему-то зайти слишком далеко и теперь собирается написать королю и попросить дозволения ехать.
Махелт прислушалась, как трубит сигнальщик и как скрипит ворот, поднимая сеть с винными бочками. Она побывала в Ирландии в раннем детстве. Ее бабушка Ифа, дочь верховного короля