Там, где мы служили. Олег Верещагин
пожал плечами:
– Да какую… Фолк, бард. Как все.
– А, я тоже… А тут вон Андрея с его гитарой слушаю и больше ни на что не претендую. Только на гуляш.
– Про гуляш ты второй раз уже говоришь… А что это такое-то? – полюбопытствовал Джек.
Ласло с удовольствием пояснил:
– Рубят лук, мелко-мелко, и обжаривают его в свином жире до такого… золотистого цвета. Потом посыпают красным перцем, добавляют говядину, кубиками… майоран, соль, заливают водой и тушат, тушат, тушат, помешивают… Когда жидкое почти совсем выкипит, добавляют немного вина. Лучше всего токайского. Это хорошее вино такое, его у нас раньше делали, ну и сейчас вроде бы собираются, когда погода более-менее установится… Мясо потушится, можно класть картошку кубиками, красный перец – стручки чистят, чтобы семян не было, режут полосками – и помидоры. Заливают водой заново и варят минут двадцать. Кладут мучные клецки и подают на стол. – Венгр вздохнул и добавил: – Гуляш больше никто делать не умеет! Одни венгры… Только продукты все достать трудно, редко получалось готовить.
– А что такое клецки? – спросил Джек, сглотнув слюну, – по рассказу Ласло, штука была вкусная; Джек любил острое, а в его родной, отечественной, кухне острого было мало и раньше, а уж сейчас и вовсе…
– Такие мучные штучки… вроде шариков, вареные… – помогая себе руками, показал Ласло.
– Эй, – подал голос Эрик, убравший письма. – Что до еды, то…
– Не рассказывай о сосисках с кислой капустой, – попросила Елена.
– Да ну их, это баварцы выдумали разную фигню! А я из Вестфалии! Какой у нас айсба-а-ан…[43] – Он протянул последнее слово и даже зажмурился. – Так вот, берут…
– Лучшая вещь – это все равно лэмб[44], – не выдержал Джек. – Лэмб с картошечкой фри…
– Если хотите жрать, так и скажите, – вновь вмешалась Елена.
Юноши посмотрели друг на друга и рассмеялись[45].
– Вупперталь и сейчас город немаленький, – сказал Эрих мечтательно. – Семь тысяч человек! А было, говорят, семьсот тысяч… Знаете, какие у нас парки?! И вот хотите верьте, хотите нет, а они уже зеленеют! – гордо выпалил немец – совсем не похоже на себя. – Мы как-то старую библиотеку разбирали, такое там прочитали… Перед той войной было у нас до темной тьмы каких-то чужаков, вроде этих вот махди. Отбивали у честных немцев работу, девчонок… Отец даже рассказывал… Правда, потом, когда все началось, наши сразу отбили у них охоту жить; чего ждали, не пойму? Но все равно было уже поздно… – Он печально покачал головой.
– Как вы под русскими-то оказались? – с легкой подковыркой спросил Джек. И выругал себя мысленно.
Но немец не обиделся.
– Ну вот так получилось. Я, если честно, не знаю… Не нашлось у нас никого, кто всех бы вокруг себя собрал… А русские – что русские, чем они плохи? – И не удержался: – Уж точно лучше англосаксов.
– Зато двадцать лет всем вокруг жить не давать – на это у вас вожди нашлись
Свиные ребрышки.
Мясо молодого барашка.
Может показаться, что набор продуктов в разговоре штурмовиков слишком разнообразен для этого времени. На самом деле еще недавно было намного хуже. К счастью, еще в доимперский период большинство самоорганизовавшихся коммун сумело хорошо воспользоваться довоенными разработками в гидропонике и искусственном освещении. Многие ученые даже приходят к выводу, что без этих достижений человечество, скорее всего, не смогло бы выжить, несмотря на мужество его новых лидеров и всеобщие самоотверженные усилия сплотившегося вокруг них населения. Огромную роль сыграло то, что в первый же год Безвременья отряд русских добровольцев совершил рейд на Шпицберген. Там еще до войны под эгидой ООН было построено подземное Всемирное семенохранилище на случай всемирной катастрофы. Персонал семенохранилища большей частью присоединился к русскому отряду, и они совместно обеспечивали сохранность фондов, одновременно самоотверженно проводя научную работу. И фонды, и результаты работы в 10 году Безвременья были переданы Большому Кругу РА в Великий Новгород, а оттуда безвозмездно распространялись по всем коммунам, согласным с политикой РА и «Фирда».