Наша тайная слава (сборник). Тонино Бенаквиста
тому же неужели ты в самом деле думаешь, что смерть такого выродка ужаснет префектуру? Если они и спустят собак, то не ищеек, а дворняг. Сейчас это дело о ночном падении наверняка уже закрыто.
Вот что сказал бы я себе, если бы еще был способен рассуждать.
…Рассуждать! Это все равно что пытаться сварганить огнетушитель, когда дом горит.
Была ли в этом океане страха хоть единая капля угрызений совести, настоящих угрызений из-за того, что я совершил, хоть капля сострадания к тому, кто погиб из-за меня?
А если бы я даже и убил, так ли уж это важно? Вчера на земле было несколько миллиардов человек, сегодня на несколько тысяч меньше, включая и того гада, о котором никто не заплачет, уж точно не его сестра, которая слишком любит деньги. Колесо крутится, и я какую-то секунду был одним из колесиков великой вселенской машины, орудием в руке Бога. Я наверняка часть грандиозного плана, который невозможно постичь, пока не имеешь представления о целом. Может, было необходимо, чтобы я его сбросил, предначертано! Может, я освободил человечество от одного из самых зловредных его представителей! Я в ужасе от своего поступка, но не могу отрицать чувство крайнего удовлетворения содеянным: я изменил ход вещей, жизни, вселенной. Есть во мне что-то божественное. И почему с убийством все вечно так носятся?
В четыре часа утра тревога готова уступить изнеможению. Как другие считают баранов, так я перебираю тысячи способов покончить с этим. Оказаться повешенным, утопленным, обезглавленным… только бы избавиться от этого наконец.
Я вновь открываю глаза. Недостойный какого бы то ни было избавления.
Наверняка есть книга, в которой описана моя крестная мука на этом тюфяке. Какая-нибудь классика, шедевр, произведение, на которое ссылаются. Надо будет почитать в тюрьме, на нарах. Но я заранее убежден, что, несмотря на весь талант автора, ничто из того, что я тут пережил, выразить невозможно. Если только писатель сам не совершил величайшего проступка, где ему найти вдохновение, как выбрать обличительные слова? Оценить непоправимое – вот искушение для педанта! Представляю себе, как он изостряет свое перо, готовый разразиться всеми анафемами, проповедями, гневными речами и картинными позами, чтобы придать своему замыслу трагический блеск. Пусть этот парень просто навестит меня, здесь и сейчас, пусть хотя бы на мгновение пройдется по моему берегу – берегу великого братства убийц, пусть только осмелится посмотреть мне в лицо, вглубь моих глаз. Тогда он увидит, как отовсюду выскочат его собственные демоны, его детские страхи, наваждения и фобии, все без исключения, все одновременно. И он в ужасе падет предо мной на колени, умоляя небо вернуться на место в его собственном мире, где каждый день имеет свое завтра. Он вернется на свой берег, навсегда излечившись от искушения запечатлеть на бумаге мое страдание.
Скрип ставней на кухне родственников, мир, завод, школа. Вчера в этот самый час я был вполне уверен, что мир никогда не оправится от совершенного