Тургенев и Полина Виардо. Сто лет любви и одиночества. Майя Заболотнова
шли неплохо – кажется, мы тогда порядочно заработали, – в Нью-Йорке наша странная оперная труппа надолго не задержалась. Отец решил предпринять новое путешествие – на этот раз не очень далеко, в Мехико, а затем, несмотря на Гражданскую войну, выдвинул самую безумную из своих идей – перейти через горы до морского порта Вера Круз на Мексиканском заливе, чтобы оттуда отплыть во Францию.
Мама понимала, что это абсолютно безумная затея, и пыталась убедить его вернуться в Нью-Йорк, но он всегда умел уговорить ее, и мы начали наш путь в триста миль. Все деньги отец перевел в золото и нанял солдат охранять нашу маленькую экспедицию.
Я хорошо помню это путешествие. Сказочно прекрасные горы, перевалы, которые мы преодолевали, ущелья, в которых сестрам мерещились опасности, а мне – что-то удивительное и волшебное. Ночи, которые мы проводили под открытым небом, сидя у костра, и как я, уже в полусне, слушала рассказы одного из солдат о войне. Дождь, который как-то лил три дня без перерыва, и, в конце концов, мы спрятались в какой-то пещере, разведя костер и пытаясь высушить нашу обувь. Холод, пробирающийся под одежду, свинцовая усталость, которая наваливалась к вечеру, когда кажется, что больше невозможно сделать ни шагу, и замкнутый, растерянный взгляд отца, который стал понимать, чем оборачивается его авантюра…
Но мы благополучно миновали перевал, и, предвидя скорый конец этого тяжелого путешествия, отец вновь стал бесшабашно весел. Он пел свои арии прямо на ходу, а по вечерам хвастался, каким успехом пользовались его выступления в Европе и Америке, с каким восторгом принимала его нью-йоркская публика, и как за короткое время ему удалось заработать целых шестьсот тысяч франков. Это хвастовство обернулось для нас настоящим несчастьем. В одном из ущелий наши охранники, которые делили с нами все тяготы путешествия, вдруг превратились в разбойников и, наставив на нас оружие, потребовали отдать им все деньги, вещи и лошадей, которые у нас были. Хорошо помню, что они заставили отца отдать им даже мое шерстяное шотландское пальто.
Уже собираясь уйти и бросить нас в горах одних, без денег, почти раздетых, солдаты вдруг остановились и обменялись несколькими фразами. Затем один из них вышел вперед.
– А что, правда, что ты заработал все эти деньги своими песнями? – обратился он к отцу.
Тот, глядя поверх голов, не удостоил разбойника ответом.
– Так что, правда или нет? А ну, не молчи! Давай, пой! Слышишь? – и, видя, что отец не собирается отвечать, наставил оружие на Марию. – Я сказал, пой!
Мы были уверены, что отец так и будет молчать, но внезапно он усмехнулся и, сделав шаг вперед, начал петь. Он запел либретто из «Дон Жуана», которое написал его нью-йоркский приятель Лоренцо да Понте, бывший проштрафившийся венецианский священник.
Я растерян, я в смущеньи, что мне делать,
сам не знаю.
Близок грозный час отмщенья, не уйти мне от него,
Но, хотя бы мир распался,
страха в сердце я не знаю
И