Невероятные приключения Междупальцева и Хорохорина в Тридевятом царстве. Лев Юрьевич Альтмарк
это не было связано с риском по службе, он мог глухим ворчанием кого-то и критикнуть. Видно, размноженная на принтере бульварная книжонка была не так далека от истины.
Женскому персоналу бюро Хорохорин нравился, прежде всего, тем, что всегда был аккуратно одет и слыл примерным семьянином, имел двух великовозрастных дочерей на выданье и ни одного перспективного зятя. На его столе под стеклом лежали их фотографии, над которыми он нередко замирал, печально вглядываясь в лица, и тогда его мохнатые брови горестно обвисали, будто смоченные влагой.
В отношениях с прекрасным полом Степан Борисович всегда проявлял старомодную галантность и соблюдал этикет, чем раз и навсегда завоевал сердца окружающих дам, особенно старше себя по возрасту. Лишь в разговорах о семье он внезапно оживал и изменял традиционному немногословию: мог без остановки расписывать добродетели своих перезрелых дочерей и при случае пытливо выведывал координаты вакантных женихов, имеющих мало-мальски приличную должность, квартиру и машину…
Полной его противоположностью был Фёдор Викторович Междупальцев. Невысокий, напрочь лишённый шеи, с головой, сразу переходящей в рыхлые покатые плечи, но, несмотря на это, юркий и проворный, он всегдашним своим жизнерадостным видом доказывал, что молчание всё-таки золото, поэтому его понапрасну не тратил. Слово же – его не жалко, потому что в его устах оно даже не серебро, а какая-то более мелкая разменная монета. В силу своей неистощимой говорливости Фёдор Викторович не только не сумел обзавестись спутницей жизни, но и не приобрёл постоянного собеседника, с которым мог бы коротать долгие рабочие часы в курилке. После десятиминутного общения с ним даже самый терпеливый оппонент стремился малодушно исчезнуть, предпочитая тишину и покой чертёжного зала самой интересной и захватывающей беседе с эрудитом Междупальцевым. Правда, по его рассказам, в студенческие времена у него были бесчисленные амурные похождения, но всех его гусарских историй никто дослушать до конца не мог, хотя, чем они каждый раз заканчивались, было ясно без слов.
Тем не менее, Междупальцев излишнюю говорливость к собственным недостаткам не относил, а во всех бедах, происходящих с ним в результате недержания речи, винил скрытых и явных недоброжелателей. Дабы не выйти из формы и всегда поддерживать говорливость на достойном пулемётном уровне, он много читал, притом всё, что попадало под руку. Память у него была отменная, и он мог цитировать прочитанное целыми абзацами, с удовольствием выговаривая незнакомые, только что выученные слова, частенько даже не вникая в их смысл. Посему мнил себя докой в различных областях не только науки и техники, но и литературы, искусства, медицины, словом, всего того, без чего не обходилась в последнее время наша славная жёлтая пресса. А так как переспорить его было невозможно, он постепенно убедил себя в том, что его энциклопедический дар не имеет аналогов в истории, и исключительно этим гордился.
Несмотря