Три часа утра. Ирина Минаева
от дела по пустякам.
– Значит, это в тексте была ошибка, – пробормотала Лора. – Нельзя там употреблять «decade»…
– Значит, была! – снисходительно согласился Сладковский, закрыл журнал и вышел неторопливо из аудитории.
Поляков сказал Лоре:
– Ну, чего добилась? На экзамене он тебе эту «декаду» вспомнит – не обрадуешься!
– Во-первых, – возразила Лора, – он не из таких, а во-вторых – что ему вспоминать? Я к нему прекрасно отношусь…
Вообще, после этого случая она начала бы относиться к Сладковскому ещё лучше, если бы такое было возможно. В своей обычной роли супермена он был, конечно, хорош, но в образе человека, которому, как и всем, случается ошибаться, выглядел нисколько не хуже – наоборот, даже как-то ближе чуть-чуть стал.
Лоре почему-то захотелось сделать ему что-нибудь приятное. В общежитии она вырвала листок из тетради по страноведению и, устроившись на «лежбище», попыталась своё неожиданное и необъяснимое желание оформить. Минут через сорок стишок на английском, посвящавшийся Сладковскому, был готов. Лара подумала и перевела его. По-русски он звучал не так эффектно, но столь же задушевно:
Вы были б совершенством в самом деле,
Когда б ценилось только самомненье.
Мне непонятно, чем же вы сумели
Внушить толпе любовь и восхищенье.
Блестящий ум? Поверите едва ли,
Но этого мне, как ни странно, мало,
Чтоб на колени хлопнуться пред вами,
Дрожа в экстазе страсти небывалой.
Ну, что ещё там остается – тело?
Что ж, с этим, без сомненья, всё отлично.
Но вашу душу тронуть мне б хотелось:
Проверить – только и всего! – её наличие.
18
Когда вечером явился Рожнов и с ходу обратился к Стасеньке с вопросом «Молилась ли ты на ночь, моя радость?», она ничего не поняла и удивилась. Только когда он на неё набросился и вроде бы стал душить, Стасенька сообразила, что Вайнберг, очевидно, уже успел поделиться с ним впечатлениями от их встречи на трамвайной остановке. Пришлось обозвать новоявленного Отелло «клоуном» и кое-как вырваться из его железных лап.
– Ни фига себе, я же ещё и клоун! – возмутился Вадим, однако душить её перестал.
– Должна я была поставить его в известность, как ты думаешь? – поинтересовалась Стасенька чуть-чуть более агрессивно, чем следовало.
– Для этого тебе потребовалась целая ночь? – осведомился Рожнов деловым тоном.
– Ну и что? – наивно возразила Стасенька.
– Одной больше, одной меньше, – рассудительно добавил Лепилов, за что тут же получил подушкой по голове.
Он с радостным смехом снялся с «лежбища» и, отбежав в целях безопасности в дальний угол, скромно уселся там на стул.
– Так чем же вы с ним занимались? – продолжил светским тоном Рожнов.
– А как ты думаешь? – спросил Лепилов с самым невинным выражением.
Стасенькина подушка незамедлительно полетела в угол. Сэнди