Дочь Рейха. Луиза Фейн
она хохотала мне в лицо! А все, видишь ли, потому, что на ней форма. Они все надо мной ржали. Пф! И кем они себя после этого воображают? Юными фройляйн? Да как бы не так, свиньи они, и все тут. – Это опять берлинец. – Эй, – кричит он вдруг мне, – искала бы лучше мужа, девочка, чем шастать в дурацкой нацистской форме!
Меня так и подмывает крикнуть ему что-нибудь в ответ. Гадость какую-нибудь вроде: «Тебя я бы все равно в мужья не выбрала, будь ты хоть единственным мужчиной в мире». Пусть знает свое место. Но я не решаюсь. Стою, смотрю в пол, жду, когда же наконец будет остановка и я смогу выйти.
– Эй! – Здоровенный толстяк, в чью подмышку я почти упираюсь носом, окликает тех остряков. – Языки придержите, – говорит он им. – Совсем девчонку застыдили. Она же еще молоденькая. – Он поворачивается ко мне и опускает свою большую косматую голову так, что его лицо оказывается на одном уровне с моим. От него пахнет пивом и сигаретами. – Ты как, девочка, в порядке?
Я торопливо киваю. Смешно, но я испытываю благодарность к этому похожему на гориллу здоровяку за то, что он вступился за меня. Трамвай замедляет ход, приближаясь к остановке.
– Я уже выхожу, – шепчу я ему, чтобы другие не услышали. – Спасибо.
Трамвай еще только замедляет ход, скрежеща тормозами, а я уже выскакиваю из вагона, радуясь, что никто из пассажиров не выходит за мной следом. Первым делом я набираю полную грудь воздуха: после кислой духоты вагона он кажется особенно сладким. Вдруг у меня подкашиваются ноги, и, чтобы не упасть, я хватаюсь за железные прутья какой-то калитки.
Подняв голову, я вижу, что передо мной вход на маленькое еврейское кладбище. Камни у самой ограды осквернены гадкими надписями. «Еврейская свинья», – читаю я на одном. Соседнее надгробие разбито. На третьем написано: «Хороший еврей – мертвый еврей!», а за ним и вовсе: «Убивать евреев – вот верный ответ на еврейский вопрос». Я чувствую, как встают дыбом волосы у меня на затылке.
Я вспоминаю, о чем шепчутся люди: о еврейском заговоре, о том, что никто точно не знает, когда и где они нанесут свой удар. Потому что такая у них привычка – действовать тайно, исподтишка; часто под прикрытием чужих правительств. Подстрекать к революциям и беспорядкам. Сеять между людьми рознь, внушая им разные мысли. И, пока люди бьются со своими же братьями на баррикадах, пролезать во власть, занимать главные посты во всех сферах жизни. Капля пота течет у меня по спине. Хорошо, что у нас есть Гитлер. Он обязательно приведет нас к победе.
Я поворачиваюсь к обезображенному кладбищу спиной и быстро иду прочь.
Передо мной всплывает лицо Вальтера. Его белокурые шелковистые кудри. Добрые голубые глаза. Светлая улыбка. Вспоминаю, какой он воспитанный и приличный – особенно по сравнению с теми скотами в трамвае! И как им только хватает наглости называть себя немцами!
Вальтер не обычный еврей. Евреи не такие, как он.
Я уверена, что он не имеет никакого отношения к всемирному заговору еврейства.
И нос у него не крючком, и глаза не бегают.
Вальтер добрый, красивый, и с ним весело.
Может