Молчаливый разговор. Бумажный Рыцарь
ано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Я стал однажды тем, кого я ненавидел…»
Я стал однажды тем, кого я ненавидел.
Кого когда-то люто презирал.
Я так отчаянно кричал: «Уйдите!»,
Что вскоре эти же черты в себе узнал.
Однажды осознав, что слышу лишь себя,
Что мысль моя пуста, что я
предубеждений полон,
Я стал кусать себя за хвост, губя,
Вдруг понимая, что остался соло.
«Со мной будет иначе», – верил я.
Однако вновь я наступаю в ту же лужу,
Мне не дано понять, кто мне судья,
Вот только чувствую внутри я только стужу.
Я так хотел не говорить бы те слова,
Не прекращать того пустого разговора,
Чтоб только пустота была тиха,
Опустошенность вновь не возвращалась скоро.
Все больше мой удел мне очевиден,
Какой я эгоист, как немощен и жалок,
Я стал однажды тем, кого я ненавидел.
И это чувство меня просто поражало.
«Ты, горделиво в жизнь мою врываясь…»
Ты, горделиво в жизнь мою врываясь,
Заслоняешь солнца яркий свет,
Ты, смехом теплым заливаясь,
Остаешься напряженной, как стилет.
Казалось бы, зачем созвездий ворох,
Зачем перед глазами искр сноп,
Сегодня я услышу каждый шорох,
И голос твой тягучий, как сироп.
И я давно тебя уже не ждал,
Не знал, что вновь увижусь вдруг,
Но ты, сверкая, как кристалл,
И не запомнишь всех разлук.
Диктуешь мне, и песнь твоя течет,
А строчки сами льются на бумагу,
Как жаль, что ты уйдешь вперед,
Где будешь долго ждать меня, бродягу.
И я хотел бы слышать эти песни каждый день,
Но тут бессилен я в своем порыве,
Тебя спугнуть легко, ты словно тень,
Однако без тебя куда тоскливей.
«Вся напускная…»
Вся напускная
роскошь,
стразы
и букеты —
Все это так наивно и смешно.
Ведь я люблю тебя,
а ты —
рассветы,
Боюсь, что показное смысла лишено.
Зачем кому-то знать о нашем благе,
Пустое хвастовство
лишь пачкает
холсты,
И в этом сонном тихом полумраке
Пускай распустятся
прекрасные
цветы.
«Я видел в тебе то, что не заметил кто-то…»
Я видел в тебе то, что не заметил кто-то,
Я видел не картинку, а всю суть;
Боюсь, что я ступил уж в то болото,
Откуда человека не вернуть.
Я не боюсь того, что ты, меня заметив,
Отвергнешь, лишь неловкий бросив взгляд;
Я так боюсь того, что искру обесцветив,
Твой взор однажды просто погасят.
Могу тебе писать, и может в письмах этих,
Я буду ближе, чем никто другой,
Надеюсь, что себя не рассекретил,
Иначе, думаю, нарушу твой покой.
И мне претят баллады, восхваленья —
Уверен, и тебе они смешны,
Но я скажу, что ты – венец творенья,
Что может изменить конец своей судьбы.
«В тишине, на расхлябанном стуле…»
В тишине, на расхлябанном стуле
Я сидел, предаваясь тоске.
– Жаль, что все приключенья минули!
Тишина промолчала во тьме.
Я молился пред ветхой иконой,
Что оставила бабушка мне,
Ее дух мне казался вороной,
Промелькнул силуэт вдруг во мгле.
Я подумал – схожу я с ума!
Надо меч свой забрать и уйти.
Дружелюбно молчала мне тьма.
Я ушел, и ушло «взаперти».
«Гроза бушует,