Дочь палача и черный монах. Оливер Пётч
под тяжестью снега. Сучья то и дело ломались или с шумом стряхивали с себя тяжелый груз. Превосходно подстриженная бородка и длинные волосы Симона покрылись инеем. Лекарь потрогал брови – они тоже заледенели. Он снова громко выругался. Это, наверное, самый холодный день в году, будь он проклят, и именно сегодня по милости отца ему пришлось тащиться в Альтенштадт! И все это ради какого-то больного пастора…
Симон уже догадывался, что случилось с толстым Коппмейером. Обожрался, как обычно, и лежит теперь в кровати, мучается от несварения и ждет чая из липовых листьев! Как будто экономка Магда не могла его сварить… Хотя, возможно, господин священник снова подхватил что-нибудь от одной из деревенских шлюх. Магда теперь на него дулась, а Симону все это расхлебывать.
Под утро к ним домой постучался Абрахам Гедлер, пономарь церкви Святого Лоренца в Альтенштадте. Он был немногословен и необычайно бледен. Сказал только, что пастору нездоровится и что господина доктора там очень ждут. А потом без лишних объяснений побежал по сугробам обратно в Альтенштадт.
Симон, как обычно, в это время еще лежал в кровати. Голова гудела после токайского вина, выпитого вчера в трактире «У золотой звезды». Однако отец поднял его, осыпая отборной бранью, и без завтрака отправил в дорогу.
Симон в очередной раз провалился по пояс в сугроб, и пришлось приложить немало усилий, чтобы выбраться оттуда. Несмотря на пронизывающий холод, лицо его покрылось испариной. Он вытянул из снега правую ногу и при этом чуть не потерял сапог. Криво усмехнулся. Случись такое, придется ему самого себя лечить. Симон покачал головой. Отправляться в Альтенштадт в такую погоду казалось безумием. Но что ему оставалось делать? Его отец, городской лекарь Бонифаций Фронвизер, лечил от подагры богатого советника, цирюльник сам слег с тифом, а отправлять в Альтенштадт палача – так отец лучше палец себе отгрызет. Вот он и послал своего непутевого сына…
Тощий пономарь дожидался Симона у входа в церквушку, которая стояла на возвышении в стороне от остальных домов. Лицо у Гедлера было белее снега вокруг, под глазами запали круги, и он весь дрожал. У Симона промелькнула мысль, что помощь, скорее всего, потребуется самому Гедлеру, а вовсе не священнику. Вид у пономаря был такой, словно он не спал несколько ночей кряду.
– Ну, Гедлер, – бодро заговорил Симон. – Что там с господином священником? Снова заворот кишок? Или запор? Поверь, клизма творит чудеса. Вам надо было попробовать.
Он торопливо зашагал в сторону пасторского дома, однако пономарь придержал его и молча показал на церковь.
– Он что, внутри? – изумленно спросил Симон. – В такой-то мороз? Чудом будет, если он там не замерз насмерть.
Молодой лекарь направился к церкви, но пономарь кашлянул за его спиной. Симон развернулся у самого входа.
– Что такое, Гедлер?
– Господин пастор…
Пономарь не смог договорить и безмолвно уставился в пол.
Поддавшись внезапному порыву, Фронвизер-младший толкнул