50 книг с моей полки. Дмитрий Федорович Капустин
ночь»[70] В. Ерофеев)
По уверению многих читателей данная пьеса – это произведение, созданное в жанре постмодерн, то есть на фоне хауса Ерофеев пытается избежать конкретного смысла, персонажи абсурдны, их речь не вписывается в единый контекст и не формирует цельную картину повествования. В таком случае давайте попытаемся обыграть этот мотив, приложив его изображение на ткань современной действительности России. Начнем с самого начала пьесы, нам сразу понятно, причем достаточно конкретно, что существует два мира – это мир «врачей» и «пациентов», тех, кто наказывает и тех за кем надзирают, нормальных и ненормальных, состоявшихся и потерянных. Существует противопоставление государства и Родины, бунта и покорности, наказания и возмездия (недаром второе название пьесы – Шаги Командора), но обо всем по порядку. В самом начале пьесы в беседе доктора с поэтом Левой, доктор спрашивает о средствах существования пациента, на что он отвечает следующее: «Мне платят ровно столько, сколько моя родина сочтет нужным. А если б мне показалось мало, ну, я надулся бы, например, и Родина догнала бы меня и спросила: «Лева, тебе этого мало? Может, тебе немножко добавить?» – я бы сказал: «Все хорошо, Родина, отвяжись, у тебя у самой ни х… нету»»[71]. Таким образом, мы прочитываем тему обездоленной Родины, которую все любят, но нет материальных средств, чтобы обеспечить всех своих граждан. Только вопрос состоит в том, что государство должно нести за это ответственность, а вернее та политическая система, на которой оно основано. Ведь в современном российском обществе, власть имущие, навязывают следующую известную максиму: «Денег нет, но вы держитесь!». В государстве есть земля, трудовой ресурс, полезные ископаемые, но денег, на обеспечение рядового члена этого общества как всегда не хватает. Возникает парадокс, Россия – это огромная великая страна, которая априори не может быть бедной, но таковой является, причем бедной и обездоленной, но не войной, голодом и катаклизмами, а миром «врачей» у Ерофеева, а терпеть все это приходится «пациентам». Какой выход из этой действительности? В голову приходит максима А. Камю – это бунт, бунт «пациента» против «врачей», но чем заканчивается бунт Гуревича, когда он на оскорбления и побои медбрата Бори, отвечает ему? Над ним производят еще большее насилие, усмиряя его бунт. Пациенты палаты номер три сокрушаются, так как давно понимают бессмысленность бунта: «Новичок… Бред правдоискательства, чувство ложно понятой чести и прочие атавизмы…»[72]. А медсестра из мира «врачей» взывает Гуревича к благоразумию, так как осознает четность его одиноких потуг: «Лева, милый, успокойся – еще не то будет, вот увидишь. И все равно не надо бесноваться. Здесь, в этом доме, пациенты, а их все-таки большинство, не имеют права оскорблением отвечать на оскорбление. И уж – Боже упаси – ударом на удар. Здесь даже плакать нельзя, ты знаешь? Заколют, задушат нейролептиками, за один только плач…»[73]. Бунт бесполезен, так как система устроена таким
См., Ерофеев, В. Вальпургиева ночь/ Венедикт Ерофеев. М., Вагриус, 2007. – 190 с.
Там же. С.11.
Там же. С.51.
Там же. С.69.