«Андалузская шаль» и другие рассказы. Эльза Моранте
открыл ее огромным ржавым ключом, и по узкому коридору они прошли в комнату с низким потолком; через окно лился бледный лунный свет. У изголовья железной кровати с линялым покрывалом стояла лампа. Юноша зажег ее, и в тусклом свете Антония разглядела пол со щелями, а в углу. на выцветшей, покрытой пятнами сырости стене – умывальник с отбитым краем и соломенный стул. Юноша сел на кровать отдохнуть – он и правда выглядел измученным, губы побелели, дыхание было прерывистым и горячим. Чуть погодя он спросил:
– Почему ты плакала сегодня?
– Меня обидела мать Керубина.
– Какой позор, – заметил он в негодовании, – монахиня обижает людей! – И покачал головой. – Однако мне нужно снять с тебя туфли. Они все в пыли.
И заботливо наклонился к ногам Антонии. Каждая деталь вызывала у него неподдельный интерес.
– Какие грубые туфли! А чулки – такие длинные! – воскликнул он и вдруг добавил, смеясь: – Какие маленькие ножки! И как они робеют! Белые, точно у кролика. Не прячь их, дай мне поиграть с ними. – Юноша нежно сжал в руках ее лодыжки и сказал решительно и твердо: – А теперь мы должны заняться любовью.
– Ты снимешь с меня одежду? – спросила она, краснея и не смея вздохнуть.
– Да, – ответил он, оглядывая ее с восхищением. Щеки его порозовели. Похоже, юноша был отлично знаком со всеми петлями и крючками на платье Антонии, так быстро он справился с ними. Он смеялся над ее черными одеждами, но, когда дошел до рубашки, не мог сдержать восторга. – Какая красивая! – сказал он с улыбкой – И к тому же с вышивкой! Это колокольчики?
– Нет, это лилии святого Антония, – пояснила девушка.
– И правда, лилии. А кто их вышил?
Она с гордостью ответила, что мастерица – сестра Мария Лючилла. Юноша нахмурился.
– Какой срам, – сказал он осуждающе. – Монахиня шьет девушкам рубашки! – И добавил строго: – Сестра должна шить ризы.
Антония, пристыженная, замолчала, но юноша, казалось, уже забыл о своем упреке и нежно посмотрел на нее:
– Как ты прекрасна!
Антония опустила голову и прошептала:
– У меня уже есть грудь.
Он смотрел на нее, словно боясь причинить ей вред, касался ее кос, осторожно проводил пальцем по ступне и, смущенный, повторял едва слышно и взволнованно:
– Какая ты нежная и белая! А теперь мне тоже надо раздеться? – спросил он, краснея от робости.
– Да, если хочешь, – ответила она тихо и предложила: – Может быть, я отвернусь? Постою у окна.
Она отошла к окну и встала на мыски, больше не стыдясь своей наготы, а даже радуясь ей, радуясь своему нежному, хрупкому телу. За окном лежала пустынная долина, залитая далеким, таинственным сиянием, и Антония отражалась в стекле, в этой зеленой ночи, как тростинка в реке. Глядя на горы, замыкающие долину, она увидела одинокий замок на вершине, с башнями, увенчанными длинными шпилями, и заметила, что на его стены и окна уже ложатся отблески зари. Вдруг, точно гимн восходящему солнцу, со всех сторон донеслось хлопанье крыльев