Душа перед Богом. Евгений Поселянин
на Смоленском кладбище в Петербурге, ходят ради устройства дел, получения мест, прекращения разных неприятностей?
Неверы готовы глумиться или, по крайней мере, смотреть с презрительным сарказмом на такое проявление веры. Но для меня ясна разгадка: это вера людей, для которых не существует грани земного и небесного, для которых небесное так же реально, как земное, для которых обе эти сферы, переплетаются множеством нитей, составляют лишь одну громадную, вечно обновляющуюся, безграничную и бесконечную жизнь.
Скажите: не кажется ли вам, что в будущей жизни вы сами будете интересоваться тем, к чему тут лежала ваша душа? Любя, например, музыку, я лично не могу себе представить загробного существования без услаждения прекраснейшими звуками. Что же непонятного в том, что и святые в небесном фазисе своего бытия оказывают людям помощь в том самом направлении, как делали это раньше, живя на земле, Пантелеимон, занимавшийся в своей земной жизни лечением людей, так же врачует их и теперь, и теми же делами милосердия занят теперь, как при земной своей жизни, святитель Николай, и так же, как при жизни святитель Спиридон устраивал денежные дела людей, так устраивает он их и теперь… Смерти нет, а только продолжение и расцвет бытия.
Поэт К. Р. говорит об этих дорогих интересах, которые мы уносим с собою в загробное существование:
Нет! Мне не верится, что мы воспоминанья
О жизни в гроб с собой не унесем;
Что смерть, прервав навек и радость, и страданья,
Нас усыпит забвенья тяжким сном.
Раскрывшись где-то там, ужель ослепнут очи
И уши навсегда утратят слух?
И память о былом во тьме загробной ночи
Не сохранит освобожденный дух?
Ужели Рафаэль, на том очнувшись свете,
Сикстинскую Мадонну позабыл?
Ужели там Шекспир не помнит о Гамлете
И Моцарт «Реквием» свой разлюбил?
Не может быть! Нет, всё, что свято и прекрасно,
Простившись с жизнью, мы переживем
И не забудем, нет! Но чисто, но бесстрастно
Возлюбим вновь, сливаясь с Божеством!
Быть может, это чисто человеческое соображение, чисто человеческое чаяние. Но мне кажется, что помимо созерцания Божества, в чем будет состоять главное содержание нашего блаженства, мы будем еще наслаждаться общением с дорогими нам и родными по духу людьми.
И сколько радостей будет в этом общении вследствие того, что все мы будем там совершенны!
Я верю, что в земном периоде своей жизни всякий из нас представляет большее или меньшее искажение того светлого типа, в который ему назначено развиться, в который большинство из нас не доразвивается здесь, на земле, и который расцветет в нас в полной силе лишь там, под непосредственным воздействием животворных лучей Солнца правды.
Во всех глубоких, искренних, серьезных привязанностях мы лучшею стороною нашего духовного существа любим всё то лучшее, что мы чувствуем, а иногда прозреваем