Мамонтов бивень. Книга первая. Сайсары – счастье озеро. Книга вторая. Парад веков. Николай Дмитриевич Лукьянченко
отдалённый, ещё чужой, чужой, но такой желанный миг, когда он и Анжела останутся одни, только одни.
И вот, когда, наконец, они проводили Талу домой и остались вдвоём, Анжела вдруг предложила:
– Давай зайдём к одному моему знакомому. Это директор местного музея. Хороший дядька.
Директор музея, пятидесятипятилетний мужчина с дутыми как у китайского болванчика глазами и щеками нехотя пожал руку Батурина. Его по-русски светлые, но по-якутски врезанные в одутловатые щёки глаза были похожи на тающие льдинки в красноватых и опухших от мороза ладонях.
Лишь на мгновение, сверкнув холодным сталистым блеском, они стали увлажняться и таять, собираясь слезой, каплей в напряжённо сжимавшихся уголках век-ладошек.
Олегу показалось, что знакомство с ним очень неприятно Габееву Петру Петровичу. По годам ещё не старик, но из-за частых злоупотреблений спиртом уже бывший таковым, Габеев не стремился к новым знакомствам и к смене приятных и удобных вещей, и привычек. Так и сейчас его больше устраивало то, что соединяло его с Анжелой, с Анжелой без этого нового, как он уже окрестил его для себя: «Приходимца», расположившего к себе свободную от всех обязательств и преданностей девушку, солнышком, появлявшуюся и согревавшую его холостяцкую квартиру в редкие, но счастливые минуты долгой полярной ночи. Сердце Петра Петровича эхом отозвалось в судорожном рукопожатии, не скрывавшим ревнивого желания выбросить за дверь ершисто-колючего и головой и бородёнкой студента, назвавшегося «Олегом».
«Что поделать? – успокаивал себя Габеев. – Анжела молода и красива. И как большинство живущих на Севере женщин (Да и разве только женщин?!), живёт ожиданием появления солнца, увлекается всем, приходящим с юга, любит дарить себя этому всесильному, определённому волею холодного, долгого северного неба случаю. Но случай приходит и уходит. Пришёл так и этот красавец, пришёл и… И уйдёт, а ангел мой ласковый, звонкоголосый и быстроглазый останется, останется и возвратится снова ласковым лучиком в мою вековую берлогу».
Привыкший быть терпеливым и гостеприимным Пётр Петрович скорее по традиции открыл скрипучую дверцу, такого же, как и он сам, старца-шкафа, и выставил на стол бутылку спирта, подкрепив её доброй половинкой ароматно вздохнувшей нельмы.
Батурин мучительно сглотнул.
– Ох, как я проголодалась! – просто по-домашнему озорничала Анжела, отрывая и проглатывая текущие маслом куски духовитой копчёной рыбы.
– Сейчас придут Слава и Тала, – суетился между столом и шкафом Пётр Петрович.
– Какой ещё Слава? – разрезая нельму на тонкие ломтики, спросила Анжела.
– Это тот, который получил гонорар за статью о студенческих отрядах, нашедших кости мамонта в котловане. Он побежал в магазин.
– Студент литинститута? Практикант? Я давала ему интервью на Ысыахе, – изумилась Алкина.
– Да. Набивает руку, – подтвердил Габеев.
– Такому бы