Фьямметта. Джованни Боккаччо
женаты, часто любят других: возьми Ясона, Тесея, сильного Гектора, Улисса. Не будь к ним несправедлива, судя их другим законом, чем сами они судят, им преимущества перед женами не дано; итак, брось глупые мысли и спокойно продолжай любить, кого полюбила. Ведь если ты не хочешь подчиниться любви, тебе следует бежать, а куда убежишь ты, где бы любовь тебя не догнала? Во всех местах ее могущество равно: ты все равно будешь во владениях Амура, где нельзя скрыться, когда он поразить захочет. Достаточно того, что он тебя воспламенил не нечестивым огнем, как Мирру[18], Семирамиду, Библиду, Канаку[19] и Клеопатру. Ничего необычайного мой сын с тобой не сделал; как всякое божество, он имеет свои законы, не ты первая, не ты, надеюсь, и последняя будешь им следовать. Если ты считаешь себя теперь единственной, ты ошибаешься. Не будем говорить обо всем мире, наполненном любовью, но возьмем только твой город, тебе подруг могу указать бесчисленное количество, и помни, что делаемое столькими людьми не может заслуживать названия позорного поступка. Итак, следуй за мной и благодари нашу божественность и красоту, на которую столько любовались, за то, что я вызвала тебя из ряда простых женщин, чтоб узнала ты радость моих даров».
О Жалостливые дамы, если любовь благосклонно принимает ваши желания, что можно отвечать таким словам богини, как только не «да будет воля твоя». Она уже умолкла, когда я, рассудив ее слова, нашла их исполненными бесконечного милосердия, и она уже знала, к чему меня подвигла, когда я быстро поднялась с кровати и со смиренным сердцем опустилась на колени, так говоря к ней робко: «О дивная и вечная краса, небесная богиня, госпожа моих мыслей, чья власть тем могучее, чем больше ей сопротивляются, прости мне неразумное противление оружию твоего сына, не узнанного мною, и пусть со мною будет по твоему желанию и обещанию; ты же в урочное время оправдай мою веру, чтобы, взысканная тобою меж другими, я увеличила число твоих бесчисленных подданных».
Едва произнесла я эти слова, как она двинулась с того места, где стояла, подошла ко мне и с пламенным желанием на лице, обнявши, поцеловала меня в лоб. Затем, подобно лживому Асканию[20], который дыханием зажег в Дидоне тайное пламя, она, дохнув мне в уста, сделала первые мои желания более пылкими, как я почувствовала. И, приоткрыв пурпурное покрывало между нежных грудей, показала мне изображение возлюбленного юноши, завернутое в тонкий плащ с предосторожностями, вроде моих, и так сказала: «Взирай на него, юная жена, – не Лиса[21], не Гета[22], не Биррия[23], не кто-нибудь тебе в возлюбленные дан, достоин он любви богини; по нашей воле тебя он любит и будет любить больше самого себя; итак, без страха, радостно его любви предайся. Твои молитвы тронули наш слух, достойные, и потому надейся, что без ошибки награда ждет твои поступки».
И тут, умолкнув, вдруг из очей моих скрылась. Увы мне, несчастной! Во мне не явилось ни тени подозрения, что, как показало будущее, не Венера являлась ко мне, но, скорее, Тисифона,
См. пояснения Боккаччо на стр. 207, 244
См. пояснения Боккаччо на стр. 244
Имеется в виду эпизод из мифа об Энее и Дидоне: Амур, чтобы зажечь в Дидоне любовь к Энею, превратился в прекрасного мальчика Аскания, сына Энея.
Возможно, речь идет о Люции, герое «Метаморфоз» Апулея.
Гета – персонаж одноименной средневековой пьесы, написанной по-латыни в подражание Плавту французским поэтом второй половины XII в. Виталем де Блуа.
Биррия – комический персонаж из той же пьесы Виталя де Блуа.