ДЫХАНИЕ ЖИЗНИ. Книга про путешествие… по жизни. Katerina Universal
в разных странах, мы можем не общаться годами, встретившись снова, когда я приезжаю в Израиль, мы сливаемся в едином проявлении высшего замысла. Дух свободолюбивых людей, ценящих жизнь, делает свое дело.
Так вот, когда-то давно, когда я еще считала это утопией относительно себя, Авишай отметил, что я независима и свободолюбива, как никто другой. И сказал он это с чувством уважения. Ооо, обладать таким качеством – это мечта, и она даже не теплилась во мне! Я знала, что это круто быть независимой и свободной личностью, и по наитию, возможно, стремилась бы к этому, если бы знала методы. А тут он констатировал этот факт обо мне, той, что капризничала, будучи подвластной настроениям в зависимости от происходящего в моей личной жизни. Я сильно зависела от отношений с мужем, переживала, достаточно ли мы проводим времени вместе, не поссорились ли мы, где он, и почему я не там с ним, весь этот рой мыслей перетекал во всем известное самобичевание «а почему все так, а не иначе?», и я неуклонно чувствовала, осознавала свою зависимость и несвободу. Я не умела быть сама по себе. Однако то, что заприметил Авишай, относилось, видимо, к более глубокому слою моей натуры, которой, даже не отдавая себе отчета, я всегда была верна. Я стремилась следовать своей правде, в результате чего неосознанно подвергала себя страданиям от непринятия другими. Я готова была понести наказание внешнее, но не потерпела бы внутреннего заключения в оковы, когда не давала бы хода своим ощущениям, эмоциям и чувствам.
Я не умела еще смотреть внутрь и оценивала себя, как и все, по внешним факторам, считая, что я несвободна. Однако я думаю, что человек, являющийся несвободным, а значит, не знающим, что такое свобода, вряд ли может действительно осознавать степень своей несвободы, принимая текущее положение дел за стандарт.
Только, пожалуйста, не путайте понятие несвободы с заключением физического лица под стражу. В этом случае речь идет о теле, когда человек, ассоциирующий себя с ним, понимает, что находится в неволе, сетуя об утраченной свободе перемещения и ублажения этого тела. А моя книга – о внетелесном, о дыхании жизни. И свобода тут – это состояние внутренней открытости, независимости, честности и верности, прежде всего, самому себе. Так вот, тот, кто несвободен внутренне, не дышит вольно, он даже и в самой демократичной демократии будет заложником – своего состояния. Не зная силы самовыражения, не испытав независимости от любых факторов, он ни за что не ощутит своей несвободы, так как просто не ведает иного. Полагаясь на внешние дозволения его физического тела, как показателя свободы, он и не задумается о своей неволе. И в этом разница. Ведь руководить можно чьим-то проявлением на материальном плане, но никто не в силе запретить или навязать что-то нашему истинному существованию.
Моя любовь к свободе тогда мне была еще неизвестна, даже несмотря на то, что она активно манифестировала себя в моменты угрозы