Риф, или Там, где разбивается счастье. Эдит Уортон
думает, что я талантлива. Но она может представить меня нужным людям, или хотя бы порекомендовать. Если бы мне удалось достаточно заработать, чтобы брать уроки, я бы прямо пошла учиться к кому-нибудь из великих. Я очень надеюсь, что Фарлоу подыщут мне такую возможность – работу в какой-нибудь американской семье в Париже, которая захочет, как семейство Хоук, чтобы я «сопровождала» их, и которая оставит мне достаточно времени для учебы.
На рю де ла Шез они мало что узнали, кроме точного адреса четы Фарлоу и того, что перед отъездом те передали квартиру в поднаем. Добыв эти сведения, Дарроу предложил мисс Вайнер пройтись по набережной до маленького ресторанчика с видом на Сену и там за plat du jour[4] обсудить, что делать дальше. От долгой прогулки у нее раскраснелись щеки, свидетельствуя о том, что она нагуляла здоровый аппетит, удовлетворить который не возражала в компании Дарроу. Вернувшись к реке, они зашагали в направлении Нотр-Дама, то и дело останавливаясь из-за непреодолимой тяги молодого человека застывать над книжными развалами или любоваться красотой открывающихся панорам. Два года его глаза были вынуждены довольствоваться атмосферными эффектами Лондона, таинственным слиянием темного нагромождения зданий и низкого неба цвета битума; и прозрачность французского воздуха, что делала зеленые сады и серебристый камень столь классически ясными и одновременно гармонично сочетающимися, поражала его, как будто Париж обладал живым разумом. Каждая линия строений, каждая арка мостов, самое течение полноводной светлой реки между ними способствовали этому впечатлению, все в отдельности отсылало к некой чувственной памяти; так что для Дарроу во время прогулок по парижским улицам город всегда уподоблялся разворачивавшемуся громадному гобелену, источавшему бесчисленные ароматы, которыми пропитался за столетия.
Столь богато и разнообразно было это зрелище, что оно легко могло выполнять такую несвойственную ему роль, как быть фоном восторгов мисс Вайнер. Как простой театральный задник, оно подходило для ее индивидуального приключения, и точно так же – для грядущего воплощения великих чувств. Для нее, как вновь ощутил Дарроу, когда они сидели за столиком у низенького оконца, выходящего на Сену, Париж был Парижем в силу всех его занимательных частностей, его бесконечной изобретательности по части удовольствий. Где еще, например, можно было найти миленькие тарелочки с hors d'oeuvre[5], симметрично разложенными анчоусами, кружочками редиски и тонкими золотистыми ракушками сливочного масла или лесную землянику и кувшинчики со сливками, которые придавали их трапезе утонченный оттенок деревенской простоты? Не замечал ли он, спросила она, что кухня всегда отражает национальный характер и что французская еда приготовлена с умом и воображением просто потому, что сами французы такие? А как везде в частных домах еда всегда схожа с беседой – как одинакова банальность, и та, что попадает на язык, и та, что
Дежурное блюдо
Закуска