Русские чернила. Татьяна де Ронэ
на глазах. Они усядутся на кухне и станут говорить о нем. Да, он очень переменился, все это на него сильно повлияло. А как могло быть иначе?
Неожиданно за столиком возникла Мальвина. Лицо припухло ото сна, на щеках отпечатались складки наволочки. Они старят ее, как морщинки, и она какая-то необычно бледная.
– С днем рождения! – сказал он. – Надо же, двадцать два года!
Мальвина улыбнулась, а он взъерошил ей волосы и спросил, что она хочет на завтрак: апельсиновый сок, чай, булочку? Она согласно закивала, и он вернулся к буфету. Волосатый парень увлеченно тыкал в мобильник толстым указательным пальцем. Брюнетка с короткими ногами исчезла. Николя и Мальвина спокойно принялись за свой первый завтрак в «Галло Неро». Они не разговаривали, но все время держались за руки. И Николя заметил, что глаза у его подруги такие же бирюзовые, как море за ее спиной.
Подарок ко дню ее рождения лежал наверху, в чемодане. Он преподнесет его позже, за ужином. Часы. Ему стоило немалого труда их раздобыть. Он нашел их по объявлению, а потом, в баре Гранд-отеля «Интернациональ», что на улице Скриба, встретился с продавцом, приторно обходительным сербом.
– Почему вы так любите часы?
Этот вопрос уже превратился в ритуал, журналисты его задают с завидным постоянством. В первый раз, два года тому назад, его это ужасно позабавило. Он тогда с удовольствием давал интервью томной востроглазой блондинке. Было это в отеле «Амбассад» в Амстердаме, на канале Херенграхт, где проходила встреча с газетчиками из «De Telegraaf», «Algemeen Dagblad» и «De Folkskrant». Марье, его голландская издательница, время от времени открывала дверь гостиной, чтобы удостовериться, все ли идет как надо. «Конверт» имел феноменальный успех в Нидерландах еще до того, как вышел фильм. Пресса горела нетерпением узнать как можно больше о молодом французском писателе, который поразил весь издательский мир своим первым романом о семейных тайнах.
– На всех фотографиях вы в разных часах, а иногда часы у вас на обеих руках. Почему?
Сейчас он все объяснит. Первые часы, «Hamilton Khaki», ему подарил отец в день, когда ему исполнилось десять. Отец вскоре умер, и потому эти часы стали реликвией. Он их никогда не носит, но стоит ему зажать их в кулаке, как тут же, как джинн из бутылки, появляется образ Теодора Дюамеля, в полном расцвете тридцати трех лет, с неизменной сигарой. Его высокая, под метр девяносто, фигура возвышается над камином на улице Роллен. Он никогда не снимал свои «Doxa Sub» с оранжевым циферблатом, и Николя потом часто вспоминал эти часы, но так и не нашел их после смерти отца.
– Иногда я не могу решить, какие часы надеть, и надеваю сразу на обе руки. Ведь у всех у них свои истории. Важно, кто вам их подарил и при каких обстоятельствах. А если вы их купили, то важно где и как. Модные модели мне неинтересны, хотя от некоторых я прихожу в восторг.
Николя имел в виду «Rolex, Oyster Perpetual» 1971 года с надписью «Tiffany & Co». Он купил часы в любимом бутике на улице Севр и подарил матери на пятидесятилетие. Но как-то неудобно было говорить