Время последних. Мария Артемьева
Включил он. Ну и прекрасно. Я и в лицо тебе то же самое скажу. Идиот. Псих. Да и сволочь к тому же.
– На себя посмотри, – равнодушно ответил Туров.
– Ты понимаешь, что мы на станцию уже не успеем?! – взвился Унбегаун, уязвленный спокойствием Турова.
– Понимаю. Теперь. Сам-то зачем пришел?
Унбегаун злобно запыхтел, зафыркал.
И обнаружив, что ответить по сути нечего, принялся бессмысленно ругать Турова – за вранье, за подмену карточки-идентификатора, за то, что ничего не сказал, не поделился с напарником.
– Как-никак, а все-таки… – кипятился Унбегаун.
– Будет тебе, толстяк. Уймись! – попросил Туров. – Скажи лучше, что делать будешь?
– Я?!
– Нет, принцесса Генриетта Английская!
Унбегаун вздохнул. Пожал плечами.
– А может, скафандр выдержит?
– Может быть? – усмехнулся Туров.
– Слушай, а если нам того…
– Чего – того?
– Ну, не знаю. Пожелать, например, что-нибудь? А? – Толстяк в скафандре сделал неопределенный знак рукой, указывая на поляну с цветами счастья.
Туров рассмеялся.
– Только не говори мне, что ты всерьез на это рассчитывал. Здесь ведь не утренник с Дедом Морозом. Здесь, знаешь ли, все по-взрослому.
– Ну, ладно. А ты? Ты что будешь делать?! – требовательно вопросил Унбегаун.
– Я? – сказал Туров и, прищурившись, закинул голову вверх, чтобы взглянуть в небо. С каждым разом это становилось все проще: неземная красота Гайи уже не казалась ему такой чужой, как прежде, и он все меньше пугался ее.
Ему показалось, что небо как будто светлеет, словно оболочка воздушного шара, когда его надувают слишком туго.
– Давай-ка, шуруй отсюда, напарник. – сказал Туров. – А я, пожалуй, останусь. Устал я.
– Слушай, ладно. Такое дело… В общем, у меня есть транспорт, – закашлявшись, сказал Унбегаун.
– Да ты что?! И вправду? Вот номер! – засмеялся Туров. – А то я не знаю. Колесная энергорама, небось?
– Откуда ты знаешь? – запыхтел Унбегаун.
– Торстен Свёдеборг был весьма занудным скандинавом. Со своими занудными скандинавскими привычками записывать каждый чих, – сказал Туров и сел. – Получил генератор на складе – записал. Сварил рамку газовой горелкой – тоже записал. Ну и так далее.
Рассказывая, Туров опустился рядом с краем поляны, осторожно подвинулся ближе к цветам. Лег на спину, подложив руки под голову, и стал глядеть вверх, на уплывающие в вышину искры цветочных пушинок – прямо в полыхающие на небе созвездия.
Унбегаун пыхтел и топтался рядом.
– Колесная рама Свёдеборга с трудом выдерживает вес одного человека в скафандре. А уж двух… Ну что ты стоишь? Иди. А то скоро начнется. Двигай! – сказал Туров.
– А ты?
– А у меня дела тут. Зря, что ль, я столько сил потратил, чтоб добраться сюда, как по-твоему? Ну, иди! – рассердился Туров.
Унбегаун запыхтел и зафыркал, топчась на месте, словно гигантский еж.
– Знаешь, Туров, что я тебя хочу сказать