Саратовские игрушечники с 18 века по наши дни. Пётр Петрович Африкантов
о хлебе насущном. Ведь так!?
– Так, – вымолвила Устинья, не понимая, куда клонит незваная гостья.
– Радостей – то, Устя, – всего ничего. – Продолжала говорить девица, – а там ещё болезни всякие липнут, скот падает, в поле неурожаи… Перечислять можно долго. А, самое страшное, согласись, – пожары, ведь верно?
– Да, уж. Вор стены оставляет, а огонь и стены пожирает, – ответила Устинья, следя за каждым движением Горновицы. Особенно её поразило лицо девицы. Оно, улыбаясь – не улыбалось. Всё было как-то не так. «Почему она заговорила о болезнях, а закончила пожаром? – крутилось в голове у Устиньи.– Она кто – демон? Батюшка говорил, что демон связать может, и холод от него, что сразу узнаешь. Да и не слышала я, чтоб демоны в пламени были. Странно. Нет, мне этого не понять, а раз пришла, то обязательно пояснит, раскроется. Эвон как её пламя от горящих дров облизывает, а ей ничего…»
– Довольно, уйди прочь. – Сказала девица и пламя, липнувшее к ней, тотчас отшатнулось от неё. – Ты, наверняка, думаешь о том, кто я и зачем к тебе пришла? – Спросила Горновицаа. Немного помолчала и продолжила. – Всё, Устюша, просто. Я – дочь огня. Мне пламя служит и предо мной преклоняется Я тебе, твоим детям, твоему дому хочу помочь. Я избавлю вас от пожара и болезней. Согласна? – Не дожидаясь ответа на вопрос, продолжила. – Все болезни, милая, боятся огня. К тому же, для твоей печи не надо будет дров. Её кирпичи зимой всегда будут в меру горячими, а в доме будет тепло, как летом. Разве это плохо? – Она испытующе посмотрела на Устинью и добавила. – А твоё жаркое никогда на сковороде не подгорит. – Она испытующе улыбнулась.
– Кто ж этого не хочет…,– проговорила медленно собираясь с мыслями Устинья. – Только у нас принято за всё платить. Денег же у нас не густо,–преодолевая спазм в горле, сказала Устинья.
– А деньги и не нужны. – Торопливо сказала девица. – Ты о них не думай. Жить будешь, Устюша, припеваючи. А плата, плата не велика. Откажись от Григория…
«Понятненько. Вот теперь всё встало на свои места». – Подумала Устинья и, иронично улыбнувшись, сказала:
– Что ж ты ко мне пришла? С ним бы этот вопрос и решала.
– Нельзя, Устинья, этот вопрос без тебя решить.
– Пыталась, значит уже…, ну…ну. – Усмехнулась Устинья. – Отказал…
– Нет у меня, Устюшенька, возможностей семьи рушить. Сила в них, мне неведомая, такая сила, что сила огненная, по сравнению с ней – ничто. Вот я и хотела с тобой полюбовно договориться.
– На выгодных условиях, значит.– Сыронизировала Устинья.
– Мил мне Григорий. Ой, как мил. А я бы твою жизнь устроила. То, что у вас здесь ценится – у нас грязь. Я дочь огненной стихии, я смогла бы сделать тебя счастливой.
– Счастливой, по-твоему, это не болеть, не гореть и полные короба в закромах, так что ли?
– Для меня, Устя, это не так. А у людей, это в большинстве случаев так. Вот я и подумала… Ты ведь человек более земной, чем твой игрушечник. Он небожитель. Его душа принадлежит более мирозданью, чем ему самому. А ты, земная, должна и рассуждать