Сын синеглазой ведьмы. Георгий Смородинский
не интересуют трупы бесноватых, их даже мухи – и те игнорируют.
Зацепив тело крюком за плечо, я отволок его в святилище и, водрузив на стол, вскрыл грудную клетку четырьмя ударами топора. Работа привычная – когда-то мне требовалось ударов пять-семь, но за оборот рука уже набилась. Вырезав из трупа сердце и печень, я убрал их в специальный мешок и, столкнув тело на пол, отправился за следующим.
Вот уже оборот я потрошу бесноватых в святилище Отриса и не скажу, что мне так уж нравится это занятие. Однако в печени и сердцах этих тварей накапливаются частицы Хаоса, и опытный алхимик может их оттуда извлечь.
В каком-то древнем гримуаре Освальд вычитал, что кровь правителей всегда привязана к их земле, и, с помощью особого заклинания, я могу вернуться в Кенай, где бы он сейчас ни находился. Проблема лишь в том, что для этого заклинания требуется тот самый Хаос, который можно добыть из органов бесноватых, и нужно его немало. За оборот мы с трудом собрали только пятую часть.
Нет, я понимаю, что Кеная уже, возможно, не существует, мать с отцом мертвы, а все мои усилия бесполезны. Освальд может ошибаться, заклинание не сработает или просто вышвырнет меня куда-нибудь не туда. Слишком уж много тут всяких «если», но я все-таки попытаюсь… Анна говорила про какой-то храм, но мне не нужны никакие храмы. Я просто хочу вернуться домой, чего бы мне это ни стоило…
Бастард правителя исчезнувшего герцогства, сын синеглазой ведьмы, изгой без имени и земли… В Эритее мне делать нечего, и, если понадобится, я буду потрошить этих уродов до самой старости, чтобы иметь возможность хотя бы умереть там, где родила меня мать.
Никаких угрызений совести я не испытывал. Бесноватые – не люди, у этих тварей отсутствуют признаки пола, и они чем-то похожи на вставших из могил мертвецов. Воняют, правда, не так сильно, и их гораздо легче убить. Да я бы и обычные трупы резал, если понадобилось бы, а уж этих-то и подавно.
Стащив с телеги второе тело, я доволок его до стола, и в этот момент на улице тревожно заржала Ласточка. Низкий тянущий звук прозвучал в тишине похлеще городского набата, и в святилище сразу же стало неуютно. Церковная кобыла подавала голос не чаще, чем Анна, и её ржание ничего хорошего предвещать не могло.
Бросив труп, я дернул из ножен стилет и, обернувшись, почувствовал, как по спине пробежала волна холодных мурашек, а во всем теле вдруг появилась непонятная легкость.
Вошедшая в святилище женщина была красива хищной, нечеловеческой красотой. Серая, застегнутая под ворот рубаха выгодно подчеркивала высокую грудь. Черная куртка распахнута, мужские штаны заправлены в высокие сапоги. Тёмные волосы до плеч скреплены серебристой заколкой, в руках – короткие парные мечи. В оранжевых глазах застыла холодная ирония, и теперь хотя бы ясно, кто пытался убить ночного кота. Ведь бесы одинаково ненавидят и Светлых, и Тёмных.
– Как это символично… Сын Аши в святилище Светлого бога режет трупы Обращённых разумных, – обведя взглядом выцветшие фрески на стенах, криво