Сказ о древнейших временах (О земле Сибирской слово). Елена Владимировна Долгих
и поохотиться любил, потому заимку себе сгоношил у озерка. Не так, чтоб далече, версты три пёхом. Раз как-то пошёл на уточку осенью и пропал с концами. Искали, конечно, как без этого. Но сыскать не смогли. То ли утоп, сердешный, то ли ещё какая беда приключалась. И остался Авдеюшка за главного. Поскольку у отца в помощниках ходил, то по кузнечному делу и продолжил махать молотом. С поначалу горе мыкали, иной раз, и хлеба в избе не было. А годка через три два последыша подросли, в кузнице веселей застучало, и семья их малость вздохнула. Авдея сперва Евсеечем окликали, а после и вовсе Евсеем прозывать стали. Ну, Евсей так Евсей, парнишка и не супротивился. Ещё годков несколько пролетели уточками, уж девчоночки-сестрёнки заневестились, братья Евсеевы в дом невесток привели, а он, как есть, бобылём оставался. Бывало, мать его станет урекать, а он покивает да в кузницу спровадится. Так и жил, пока четвертак не стукнуло.
Тут уж маманя к нему приступом: «Женись, дескать, и всё! А не то за вдовицу окручу!» Евсей малость поартачился, а потом и высказал, что мила ему Алёнка, Потапова дочка. Матерь так рот и разинула.
– Так ещё ж недолеток она!
– Вот и подожду, – кивает в ответ сын, – а другую никакую брать не хочу!
Сказал, как отрезал и в кузне опять же скрылся. Ну, ладно. Авдотья сватов спроворила, Потап не отказал, да и девчоночка хоть и скраснела, а моргнула согласно. Сговорились через два годка свадебку справить, на том и порешили. Евсей, когда никогда на двор к Потапу захаживал – то одно, то другое об-ручнице да́ривал. В один раз протянул ей браслетку, на руку нацепил да в глаза смотрит, по душе ли пришёлся? Алёнка на подарок загляделась. Так и есть на что! Сробил Евсей диковинку – в палец шириной тонкого серебра змейка. Хвостик с головкой встречаются, но слегка повернуты друг от дружки. А по спинке узор невиданный, цветочный! У змеек такого отродясь не бывало! И одни глазок закрыт, спит вроде, а другой широко распахнут. Подивились родные Алёнкины, покачали головами – мол, чего токмо не измыслит Евсей. Позадумывались ещё, где серебро взял, да сосед сказал, что заезжий мужичок за подковки расплатился с кузнецом.
Туточки вскорости наладился Евсей на озеро, утиц пострелять. Ну, собрался, значит, доложился, что дня на три и ушёл. Братовья без него справляются, постукивают в кузнице, три дня прошло, не идёт Евсей, не кажется. Забеспокоились, собрались на заимку, а он и воротился. Правда, ещё молчаливее стал. Слово одно-два в день бросит, а то и менее. Чуть погодя, опять на охоту намерился, да и повеселел, вроде. Авдотья говорит:
– Ну, что ж, нехай проветрится, по бережку походит у воды.
Алёнка услыхала разговор тот, но у неё свои думки! Что-то редко обручник заглядывает, а она уж прикипела к нему. Решила, вроде как за ягодкой отпроситься, да за Евсеем проследить. Ну, одну-то, знамо дело, никто не отпустит. Так она подружаек кликнула, ватажкой и пошли. А куда идти осенью, как ни на болото за клюквой? Туда и направились. Алёнка покрутилась малость, да по-тихому к озеру свернула. Вышла она к заимке, а на крылечке Евсей сидит с какой-то девой ладной, да смеётся и разговаривает