Зильбер. Третий дневник сновидений. Керстин Гир
сегодня ночью.
Грейсон уставился на то, что я перед ним держала, озадаченный примерно так же, как я недавно при виде носка.
– Очки с одним стеклом? Зачем? Чьё это?
– Мне он не сказал, но я могу догадаться… – Я подняла перед собой галстук с лиловыми цветами, который Генри приготовил для меня, и понюхала его. – Пахнет женщиной, 1950 года рождения, предпочитающей блюда из капусты и лавандовые духи. Вполне достаточно, чтобы этой штукой связать мне ноги – на своей шее я бы её не стала терпеть.
Грейсон повертел очки в руках и встал.
– Ну прекрасно… Опять не удастся отдохнуть ночью. – Он, зевая, направился к двери. – Но одно я тебе скажу: голодным я в постель не лягу. Скажи, не осталось ли чего-нибудь от ужина?
Я кивнула:
– В холодильнике. И твоя порция фрикаделек, которые Лотти припрятала от Мии, на террасе. В зелёной миске на подоконнике.
Лицо Грейсона тотчас засияло.
– Я обожаю Лотти! Не могу в самом деле представить себе, как бы жил без неё и её фрикаделек. – Прежде чем закрыть дверь, он усмехнулся ещё раз. – Так что до скорого. В этом проклятом коридоре.
Глава пятая
– Нам сюда. – Генри положил руку на бронзовую, тяжёлую на вид дверную ручку. – Добро пожаловать в славную комнату!
Грейсон с сомнением смотрел на дверь.
– Пусть мне кто-нибудь объяснит, зачем надо было тащиться три километра во сне от наших собственных дверей, чтобы просто поговорить? – спросил он, и взгляд его скользнул по коридору. – Не говоря о том, что я один не найду обратной дороги, этот А… нет, молчу… Кто-то невидимый мог так же последовать за нами сюда, как в любое другое место.
– Это верно, – сказал Генри. – Но тот, кто не знает, чья это дверь, не сможет стащить его личную вещь, а значит, не переступит порог. – Он ласково погладил дверь. – Здесь нам абсолютно никто не помешает. И у нас будет убежище на случай… на случай, если оно нам понадобится.
Грейсон продолжал смотреть с сомнением. Мне доводы Генри тоже не казались бесспорными.
– Минуточку. А как было с дверью Эми? Там у меня тоже не было никакой личной вещицы.
Эми – это четырёхлетняя сестрёнка Генри, и в одном из её пространств, сахарно-сладком, небесно-голубом, наполненном воздушными шарами и мыльными пузырями, Генри впервые сказал мне, что любит меня. Более романтических декораций он не мог бы выбрать. Хотя пони, раскрашенные в цвета радуги, – это было, пожалуй, немного слишком.
– Ты могла попасть в пространство снов Эми только потому, что я тебе открыл дверь и взял тебя с собой, – объяснил мне Генри и вздохнул, демонстрируя нетерпение. – И потому что при тебе всё время была моя личная вещь. Теперь пошли.
Я продолжала смотреть на него недоверчиво.
– А-а… но, значит, кто-то может точно так же пробраться, невидимый, через порог вместе с нами. Как я недавно последовала за тобой во сне о Би, став дуновением воздуха. Ты с этим уже не считаешься?
Генри вздохнул. Может, от нетерпения, может, потому, что он про этот