Меж двух огней. Дженни Хан
раздражением, что чуть не задувает пламя горелки. – Но хочешь или не хочешь, а нужно его повесить, чтобы не потерять шанс стать на будущий год выпускающим редактором. Сама понимаешь, это вопрос политики.
Комитет по изданию ежегодников. Значит, я стану членом этого комитета.
После урока собираю учебники и отправляюсь в администрацию, чтобы узнать, где и когда проводятся собрания этого комитета. Вдруг на доске объявлений в коридоре вижу листок бумаги. На нем изображена фотокамера и написано: «Ежегодник – это круто! Собрания каждый понедельник в библиотеке!».
Сегодня как раз понедельник. Вот это повезло, какое совпадение! А еще можно будет написать об участии в комитете во вступительном эссе на будущий год. Лилия и Кэт в последнее время только и говорят, что о поступлении, и это заставило меня задуматься о собственном будущем. Честно говоря, и мой выпуск не за горами. Половина предпоследнего учебного года уже прошла.
Пора задуматься, куда я хочу поступить, после выпуска. Мама рассказывала, что она всю жизнь мечтала заниматься архивами: маленькой девочкой она нашла на чердаке кучу старых семейных документов Зейнов, составила каталог и разложила по специальным папкам, переложив каждый листок вощеной бумагой. И это в семь лет.
Следуя этой логике, мое призвание – ветеринария. Мне всегда хотелось быть доктором для животных. Однажды в Монтессори нас вывезли на экскурсию в зоопарк, и мне удалось подсмотреть, как ветеринар дает антибиотик больному детенышу пингвина. Это было забавно. После этого лечила свои мягкие игрушки, давала им микстуры и перевязывала лапы бинтом из домашней аптечки.
Я не могла решить, нужно ли предупредить тетю Бэтт, что я задержусь, и пришла к выводу, что не нужно. Не ее дело, где я и когда вернусь. Все равно она будет приставать ко мне с этими же вопросами, как только вернусь домой.
Прямо посередине школьного двора вдруг кто-то чуть не сбивает меня с ног.
Рив.
В последний момент успеваю сделать шаг в сторону. Слава богу, он меня не заметил. По правде говоря, он вообще не замечает людей, когда выбрасывает свое тело вперед костылями, как катапультой. Рив слишком занят, ругаясь с кем-то по телефону, напряженно наморщив лоб. Руки его заняты, и он прижимает телефон к щеке плечом.
Единственно, что изменилось: исчезла тяжелая белая гипсовая повязка. Вместо нее нога обернута какой-то черной штукой на липучке. Кажется, она называется лангета.
Мне приходится идти за ним. Неспециально. Просто мы идем в одном направлении. Хотя между нами довольно большое расстояние, мне все равно слышно, что он говорит.
– Да я все время твержу этому болвану, что могу делать больше, Рен, – горячится он. – Ладно, если он не может заняться нашей программой сегодня, он уволен. В конце концов, я могу заняться своими персональными тренировками самостоятельно. И так уже на неделю отстаю от составленного расписания.
Рив резко останавливается у столбиков, огораживающих футбольное поле и соединенных цепью. Там идет тренировка. В середине поля игроки, встав в большой