Мои предки крестьяне. Галина Галина Сафонова-Пирус
на дороге, ждем отца с извозу… А у него лошадь была с белой залысиной, далеко-о видать было, вот и на этот раз ираем и вдруг показалась она в конце улицы. Встретили мы отца, а он подъехал к хате и сразу в дом пошел. Бывало-то, потормошить нас, посмеется, а тут даже коней отпрягать не стал и только сказал нам:
– Возьмите, дети, гостинца… там, на повозке…
Достали мы гостинцы, заходим в хату, а отец уже на кровати ляжить. Мы – к нему, а он и говорить мамке:
– Дуняша, уведи детей.
Ну, а потом жар с ним приключился, да такой, что весь красный сделался. А у нас в сенцах всегда сквозняк дул… одна-то дверь во двор вела, а другая – на улицу, и вот отец ка-ак всхватится да на этот сквозняк! Там же ветерок, ему видать на нём и лучше, а мать – за ним:
– Тиша, что ж ты делаешь!
Ну а он уже и не помнить… Через день вовсе ему худо стало, метался, бредил. Привезли батюшку, причастили, пособоровали… стала у него и память отходить. Мать позвала нас, пла чить:
– Дети, молитеся…
Стали мы молиться, пала я на коленки и вот как сейчас помню! Гляжу на Божью Матерь и кажется, что выходить она из кивота и смотрить на меня жа-алосливо так… но ничего не говорить. Как стало мне страшно! И тут мать позвала опять:
– Дети, идите. Отец благословить вас хочить.
Стояла она у изголовья, держала икону в руках… подошли и мы, а папашка посмотрел-посмотрел на нас какими-то глазами мутными, а потом поднял руку да как толкнёть меня! Упала я, испугалася, заплакала… но тут все забегали, засуетилися, мамка обмерла, а я всё-ё никак не могла успокоиться и заливалася слезами… папашка-то так меня любил, а вот теперича и оттолкнул.
Ну, пошили нам серенькие платьица с черными обирочками, купили черные платочки, купили и по новым ботинкам, а в Чистый Четверг, под Пасху, отца хоронили. Было жарко. Гроб забили, и мы всё плакали:
– Зачем закрыли нашего папашку, зачем?
Но приехал батюшка, дьячок певчий, батюшка дал нам по красному яичку, мы и успокоилися. Дети… много ли им надо?
…Прошло с полгода, как осталися мы без папашки. Наше хозяйство разваливалося. Одну лошадь мать продала еще на похороны и другую тут же, вскорости. А лошадь эта горячая была, норовистая, бывало, поведёть её отец к колодцу поить, так кре-епко за узду держить, а то если вырвется, лови тогда! Вот дедушка и не мог с ней ладить, а мать и подавно. Осталася последняя… Как-то поехал дед пасти ее позади нашего огорода, пас, пас, да и заснул. Старенький же был… Ну, лошадь эта возьми да забреди на барский луг, а там караульшык как раз был, и такой свирепый, паразит! Наскочил на дедушку и избил его. Приехал тот домой, да и захаркал кровью. А тут же и по сыну всё скорбел! Вот и зачах, и помер вскорости. А через несколько месяцев помер наш маленький братик, вот и осталася вдова с тремя детьми… и пришлося продать последнюю лошадь. Ну, пока запасцы были, жили мы неплохо, а вот когда закончилися, то пошла мамка работать на пенькотрепальную фабрику.