Золотая бляха дворника. Фантастические байки Бендера. Фантастические байки Путина. Потусторонние байки. Сергей Гула
испуганно жались друг к другу несколько родственников штатного дворника и еще пару чьих-то земляков.
– Ты и – ты! – указал взглядом и поворотом головы Остап. – Срочная разнарядка на соседний объект!
Родственники испуганно вжали головы в плечи, но говорить еще больше боялись.
– Прямо сейчас – рекогносцировка плацдарма. Вы оба – подъем! Жить будете здесь. Работать с семи до семи. Форменную одежду и инвентарь получите завтра, плюс пять рублей подъемных на всех, потом оплата будет стабильная.
Вечером Остап, войдя в комнату правления, молча кивнул председателю и жестом попросил проследовать за собой. Закрывшись в штаб-квартире изнутри, Остап мельком показал управдому мандат наркомата, аккуратно положил его в коробку, саму коробку перевернул вверх дном, тщательно выбрал угол для местонахождения закамуфлированного сейфа, погладил его рукой сверху, а сбоку, зачем-то поставил крестик карандашом. Последний штрих произвел неизгладимое впечатление на председателя. Остап же, медленно подошел к управдому, приставил указательный палец к его груди и процедил:
– Помните! Только вы и я! Абсолютная тайна вкладов ценных бумаг! После чего, человеческим тоном продолжил: – Докладываю. Кастинг по замещению проведен по всем правилам строжайшей модерации. Два джентльмена завтра приступают к работе. С вас двенадцать рублей, уважаемый, в качестве аванса волонтерам. – Возьмите карандаш и запишите: по три рубля каждому – на обмундирование, по три рубля – на денежное довольствие. Нашу задолженность по зарплате в размере шестидесяти восьми рублей выдадим фигурантам тридцатого числа, если не будет нареканий с нашей стороны.
Остап не был жаден, пять рублей он отдал счастливым трудоустроенным профессионалам, семь рублей оставил себе на текущие нужды. Из остающихся шестидесяти восьми рублей, Остап честно планировал отдать своим замам восемнадцать, но попал под собственное благодушное настроение и решил, что все-таки – двадцать, по десятке на брата – так торжественнее и красивее.
И все пошло свои чередом. Жители обсуждали перемены, Гарпищенко светился изнутри, но новость – устарела и жители стали грозить отчетно-выборным собранием в связи с упорным отсутствием проработок по газификации и теплоснабжению дома. Остапу самому было холодно в своей резиденции, он начинал разделять праведный гнев жителей, но в отличие от них давно усвоил: «что спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Нужна была идея, план-схема, сопряженная с реальностью и, самое главное, ее реализация. Манилов, как древний герой, ему не импонировал, как, впрочем, и Хлестаков, хотя Остап и смутно помнил подробности их биографий, как и политических кредо, но, все-таки, Хлестаков Остапу был ближе, как ни как, с Пушкиным на одной ноге товарищ был. А Пушкина Остап уважал. За язык. За то, что вместо «вельми понеже» и «весьма вами благодарен» – можно было рубануть: «торг здесь неуместен», и дело веселее спорилось.
Остап