Дериват. Дмитрий Олегович Котенко
спряталось за пульсацией танцующей в экстазе толпы, смотрело на Спри и выжидало его последнего сдающегося выдоха перед нависшей эскадрильей будничной утомленности. Нелепо уместив нос на вороте уже, думалось, сросшегося с телом одеяния, Крео судорожной от паранойи суетой глаз оглядел просторы этого языческого эпикурейского капище, где идолами провозглашались потребительская вера в непогрешимость маркетинговой монополии на определение образа индивидуума и навеянная приятной агонией культового танца потребность толпы в иррациональном.
Крео Спри так и не получил визуальный ответ на свои тревожные мысли о предполагаемом преследовании. Возможно, на подсознательном уровне его гложила проявленная уступчивость перед персоналом по вопросу АйДи-метки, которая, как уточнила хостес, при считывании у бара выдает посетителям индивидуальные показатели текущего счета, а также является пропуском в любую зону ночного клуба. Крео посчитал, что мыслям о нейронной слежке через метку пора уйти восвояси и не мешать расслабляться под сводами ночного киберцарства.
– То есть ты считаешь, что глутамат синтетического натрия не спеша травит потребителей, чтобы те потом обращались к фармакологии, которая, в свою очередь, повязана с теми самыми продуктовыми гигантами, подсовывающими нам отраву? – Шел второй час нудного монолога соседа Крео по барной стойке.
– Я ничего не считаю. – Крео Спри за все длительное время, в течение которого он позволял увешивать случайному невеже-алкоголику свои уши лапшой, так и не повернул голову в сторону водопада нескончаемой ереси. Словно неосязаемое простым людом нерадивое полубожество алкоголя снизошло с пенящихся хмелем небес и вселилось своим издевательским предназначением в простака, дабы прилюдно выставить уязвимость маленького человека на посмешище.
– Не знаю, как ты, Энни, – шатающийся виночерпий опережал по крутизне наклона гарцующие под тяжестью его туши ножки стула; он, явно, подавал первые признаки легкой деменции, называя пассивного собеседника невнятными чужими именами, – но жизнь без цели подобна плоской филейной части девушки. Зачем тогда Создатель придавал особый фактурный акцент этой части человеческого тела? Для того, чтобы переминающие с одной ноги на другую чаши описывали гипнотизирующие восьмерки, а не просили плюгавым видом милостыню на прокормление.
Тем временем Спри насчитал в отражении навесного безрамного зеркала уже шесть девушек, которые не давали спуску их кавалерам по танцам за допущенную вольность разлапистых мальчишеских ручонок.
– Но в одном я все-таки уверен полностью – душа человека бесконечна, и кто ты такой, чтобы судить ее. – Монолог увлекшегося сомелье уже подступал к спасительному для Крео апофеозу. – Я всю свою жизнь исповедовал наиболее традиционные социокультурные ценности… не позволял себе никаких подстрекающих разум сладострастных выходок сердца. Но мой мальчик, боже, мой мальчик… – мужчина