Дериват. Дмитрий Олегович Котенко
вернется за своим мечом. Во что бы то ни стало пройдет огонь, воду и медные трубы, чтобы, вознеся над моим бездыханном телом тати, наложить проклятие вечного скитания моей души в шурфах чистилища. Я ответил ему, сверля глазами не без того глубокую рану на лице яумо, что придется сперва нащупать дорогу ко мне, раз я отнял его глаза. Твой учитель так и оставил омерзительного подонка в щенячьей беспомощности захлебываться месивом растекшихся мышечных тканей сетчатки.
– Я не в праве носить этот меч. Оставь его себе, Сиккэн.
– Я не смогу вернуть ему выкованную мастером честь, я не буси. Но вот ты в силе дать Кочевнику освобождение от вросших в его стальное тело паразитирующих эпифитов.
Крео всегда считал, что перед любым ответственным поступком, нужно обратиться к себе с вопросом, а найдется ли в его полусгнившей душонки монашеская выдержка нести тяжелую ношу возлагаемой ответственности? Именно из-за таких язвительных отголосков совести, раздаваемых эхом со дна иссушенного колодца эмоций, он поступал намного проще вместо того, чтобы продолжать выслушивать досужие лекции внутреннего себя – Крео Спри с нигилисткой ухмылкой стал осуждать любую аберрацию в сторону морально-волевых связей с чем-либо живым.
Сейчас же осознавший тягостный соблазн прикоснуться к чему-то новому и способному дать крен его болотистой тропинки в сторону ухоженной аллеи, Крео, не обращая внимания на всплывший у периферии сознания укор, отдался признанию его школой Ё О Ну Мэ как нового война дальневосходного учения. Проблема была в том, что этим новым витком в жизни могло быть что угодно, лишь бы новшество дало Крео импульсивный рывок сбежать из-под кабалы рокового влечения к девушке, посмевшей померещиться ему даже в той приснопамятной голограмме.
– Меня не будет где-то неделю, – Спри напоминал самому себе, что завтра они с командой специалистов отбывают в таинственное место, обозначенное на карте за океаном, на соседнем материке, в восьми ста километрах от южной пограничной зоны центральной агломерации. – Но я вернусь за Кочевником с твоего позволения, Сиккэн.
– Интересная работа поддерживает состояние интеллектуального бунта, – Ё О Нэ Ми положил меч подле левой руки. – Я хвалю тебя, Крео Спри. Ты имеешь право называться воином.
– Я могу ошибаться, но почему-то мне до ужаса хочется употребить какое-то иное слово в уложениях бусидо, которые ты, Сиккэн, зачитывал. Поправь меня, пожалуйста, обоснована ли моя умозрительность? Ведь слово «воин» – как будто бутафорное яблоко искусственностью разбавляет дышащий натюрморт… предписания в нашем случае. Даже не разбавляет, а… заменяет в жертвенной необходимости нечто табуированное, намеренно забытое, не иначе как изгнанное из чрева святыни лихо. Это предложение, которое начинается с «Если же меня спросят, что ещё важно для…
– я отвечу, – тут же прервал Сиккэн, – совершенствуй свой разум, будь человечным и проявляй смелость.
– я постиг…
– что