Сквозь синий свет. Антон Евгеньевич Шагойко
отключить питание в огромной автоматической жизнеобеспечивающей системе?! Что будет со всеми коровьими внутренностями? Будут ли страдать зверушки? Я об этом не думаю.
Желтый треугольник с молнией в середине. Я нашел тебя. Электрический шкаф был с обратной стороны здания под козырьком на улице.
Только вот проблема. В шкафу нет большого рычага. За серой металлической дверкой сотни тумблеров, тысячи разноцветных проводков. Но не одного рубильники. Ни одного большого рычага, который вырубил все и сразу.
Первая мысль – окатить водой. Где взять воду?
Вторая мысль – выключать все тумблера по очереди.
Первый тумблер – перестала шуметь вентиляция. У меня мало времени, скоро придут проверять.
Второй, третий, четвертый… при выключении десятого посыпались искры, запахло жареным пластиком. Слышу хлопок закрывающейся двери. Пора уходить.
Оббегаю здание. В голове «В ту ли сторону побежал, чтобы не встретится с теми, кто пошел проверять».
Угадал. Впереди никого. Забегаю внутрь, свет не горит, включаю фонарик на телефоне. Воняет адски. Воняет, как хомяк, который в моем детстве упал со стола в высокую фарфоровую вазу (мы нашли его спустя неделю, по запаху).
Жара с улицы ворвалась в здание. С подвешенных внутренностей стекает белая и желтая жидкости.
Дергаю ручку интересующей меня двери. Сенсация, я иду.
В этой комнате тоже темно. Бегаю лучом фонаря по стенам. Тут тоже подвешены органы, на столах лабораторная посуда, повсюду трубочки. Свечу на внутренности, ловлю флешбэки, дежавю, зови как хочешь. Мне 15 я на уроке биологии перед нами три манекена, первый – скелет, второй – кучка внутренних органов, третий обтянутый мышцами.
Ну вот, в этой темной комнате я свечу на манекен номер 2. Манекен из детства на странной молочной ферме.
Ужас, омерзение, подступающий ком к горлу. Сдерживаюсь, не блюю.
Вспоминаю слова Бартона о потенциале метода, об эндорфинах, и стволовых клетках. Сукин сын доит людей.
Перевожу луч фонаря, на следующий стенд с органами. Он поменьше. Почти вдвое меньше. Достаю детский ботинок из кармана брюк. Взгляд обратно на внутренности. На ботинок. На внутренности. Комок подполз к горлу. Мой желудок опорожняет содержимое на лакированные туфли.
Из руки выпадает ботиночек. Нащупываю кольт за ремнем. Я убью его. Стало плевать на сенсацию, на статью, на славу и деньги.
Громкий звук удара. Ударили меня. Чувствую боль на макушке головы, темно в глазах. Я падаю.
Это не конец. Я не потерял сознание. Я держу себя за голову и кричу, вспоминая чью-то мать. Оборачиваюсь. С гаечным ключом в руке, стоит очкарик Бартон. Он с удивление смотрит на меня, потом на ключ, потом снова на меня.
– Ты не вырубился?
Я морщусь от боли и кричу: – Нет, это только в фильмах так просто. Тебя что никогда не били? Нужно бить сильнее, намного, намного сильнее.
Зря я даю советы человеку, который хочет меня убить.
Бартон смотрит на меня как испуганный мальчонка. Даже не верится, что он смог провернуть это все. Похитить людей,