Сволочи. Владимир Кунин
от жуликов-интендантов, семейных трагедий, спекуляции и жестоких детских банд карманников, «домушников», малолетних налетчиков и несовершеннолетних убийц…
По-южному темной, непроглядной ночью под негромкое журчание арыков мальчишка со шрамом через все лицо сидел на облучке казахской арбы с высокими бортами, которую тащил самый обыкновенный степной ишак.
Арба была чуть ли не до половины загружена, и груз этот от посторонних глаз прикрывал брошенный сверху брезент.
Пасть у ишака была замотана тряпьем. Он тряс головой, силясь сбросить с себя этот намордник, но мальчишка со шрамом огревал ишака длинным кнутом и тихо приговаривал:
– Ну, ты, сука!.. Не дергайся, как свинья на веревке. Заложить всех хочешь, падла?! Вперед смотри, мудила…
Ночь. Районное отделение милиции
Портрет Сталина, военные плакаты сорок третьего, грубо сделанный электрический стенд со схемой охраняемых объектов районно-государственного значения этой окраины Алма-Аты – продовольственные склады, территория военного госпиталя, военкомат и особняк второго секретаря коммунистической партии Казахской ССР… Это мы узнаем из надписей под «объектами». Двое милиционеров спят на деревянных скамейках…
Один дежурит у коммутатора и поглядывает на стенд – не замигает ли лампочка, не прозвучит ли тревожный сигнал…
Кто-то набивает диск автомата ППШ патронами…
Двое играют в нарды: здоровенный детина-казах, старшина милиции, и молоденький белобрысый русский паренек со скрюченной левой рукой. На пиджаке у него медаль «За отвагу» и нашивки ранений.
Колчерукий ловко бросает кости, передвигает шашки, спрашивает детину-казаха:
– А почему в госпитале осколок не вынули?
– Близко у сердца. Нельзя трогать, помирать могу.
– А с осколком не можешь?
– Могу. Только когда сопсем старый буду. А тебе что говорили?
Белобрысый помахал искалеченной рукой:
– Сказали – через год разработается и можно будет опять на фронт…
Ночь. Почти не освещенная окраинная улица Алма-Аты
Тащит ишак арбу вдоль высокого саманного забора. Поверх забора – колючая проволока, тусклые фонари.
За забором длинный глинобитный барак типа железнодорожного пакгауза. Запертые ворота выходят прямо на деревянную эстакаду. Для удобства разгрузки и погрузки с грузовиков…
Ишак протаскивает арбу еще метров сорок мимо запертой проходной, мимо слабо освещенного щита с надписью: «Продсклад № 4 Наркомата Обороны и Наркомата Здравоохранения СССР. Вход только по пропускам с предъявлением накладных и удостоверения личности».
Мальчишка со шрамом останавливает ишака у кучи мусора, сваленной прямо на землю у забора, и негромко говорит:
– Станция Березайка… Кому надо – вылезай-ка!
В арбе откидывается брезент, и оттуда выскакивают четверо.
Один лет пятнадцати, в кепочке-восьмиклинке, в тельнике под рубашечкой. Коротенький пиджачок в талию, хромовые сапожки – гармошечкой с вывернутым