Ева. Гибкий график катастроф. Инна Георгиева
кажется, уже начали покрываться инеем.
Подумав, Шурик стянул с себя шарф и несколько раз обернул его вокруг моей шеи. Материи хватило даже на то, чтобы утеплить челюсть, что он и сделал с моего молчаливого согласия. Вообще-то я как раз размышляла о том, что он слишком самонадеян, если думает, что один поцелуй изменит мое отношение, а вовсе не наслаждалась ролью куклы Барби, как могло показаться стороннему наблюдателю, но с шарфом и правда было теплее.
– Как ты съездил? – спросила, чтобы не стоять немым столбиком и не заглядываться, как полоумная, на его губы (мягкие, настойчивые, сладкие, но кому какое дело?).
– Нормально, – пожал плечами Алекс и бросил настороженный взгляд по сторонам. – Мы кого-то ждем?
– Только тебя, – брякнула я первое, что пришло в голову, но его такой ответ, кажется, удовлетворил. Во всяком случае, он ступил ближе и расстегнул молнию на куртке.
– Ну вот я здесь. Может, зайдем в дом, пока ты совсем не окоченела? – и приглашающе распахнул полы одежки.
Я мысленно обозвала себя слабым человеком, но просто не смогла отказаться.
– Да, стоило бы, – кивнула, прижимаясь к его груди и обнимая руками за талию.
Шурик тихонько вздохнул, «схлопывая» крылья курточки за моей спиной:
– Знаешь, где я сегодня был?
Я подняла глаза.
– Нет, – и добавила, криво улыбнувшись: – Я ведь не посылала Азриэля за тобой следить.
Он хохотнул в ответ, но затем снова принял серьезный вид.
– Я объехал еще два кладбища, на которых покопался наш некромант.
– Нашел что-нибудь интересное?
– Возможно, – задумчиво кивнул Алекс и замолчал. Я немного подождала, давая ему возможность оформить мысль (хотя в глубине души уже поняла, что он снова перешел в режим «повышенной секретности», от которого в последнее время меня уже буквально тошнило), и не выдержала:
– Ну и?!
Шурик снова опустил на меня глаза, но теперь в его взгляде появилось нечто колючее и цепкое.
– Чья это «ауди» только что выехала со двора? – очень вовремя спросил он нарочито равнодушным тоном.
Я сглотнула. А ведь мысли о Юлиане почти выпорхнули из моей головы…
В общем, надо было сказать правду. Ведь все равно же узнает! Не я признаюсь, так мама или Полина, или… да кто угодно из свидетелей! А чистосердечное признание – Алекс сам это говорил – снимает половину вины. Если бы, конечно, на мне была какая-то вина, потому что лично я себя виноватой не считала. Юлиан приехал не по моему приглашению, так почему же я не могла честно об этом сказать?
А я вам объясню почему: потому что откровенничать легко из бункера! Ну или из подводной лодки, на худой конец: чтобы крикнуть правду, задраить люки и: «Глубокое погружение!!»
Годика на полтора, пока не перебесится. А вот стоять в обнимку, смотреть в его глаза и рассказывать о Юлиане… нет уж! Моей смелости на это не хватило. И, улыбнувшись так, что лицо, кажется, пошло судорогой, я выдала:
– Старый