Свидание в неоновых сумерках. Светлана Демидова
тощие шейки бабушкиных курочек-пеструшек. Она их выращивала в тяжелых условия рабочего пригорода Петербурга, и потому курята были слабенькими и дохленькими.
Как уже было отмечено выше, Татьяна не любила мужские сумки, особенно барсетки, но, честное слово, лучше бы у Вадика была барсетка. Это хоть как-то можно было бы пережить. Пережить голубой бесформенный болоньевый мешок с беленькими снежинками было выше ее сил… Татьяна уже хотела повернуть назад к метро, но Вадик вдруг ее заметил. Видимо, Симона слишком постаралась, когда ее описывала.
– Вы Татьяна? – крикнул он метров с трех.
Таня с трудом поборола искушение обернуться, будто бы посмотреть, кого это он там зовет, какую еще Татьяну, и обреченно кивнула.
– Знаете, а я вас именно такой и представлял! – радостно объявил жених, когда они наконец встали друг против друга.
Вблизи Вадик показался ей несколько приятнее, чем издали. У него было ничем не замечательное, но и не противное лицо, неплохие карие глаза и даже вполне волевой подбородок, как у мачо без шапок, шарфов и болоньевых мешков. К чести Вадика надо отметить, что шарфа у него тоже не было. Из-под куртки торчал ворот рубашки обыкновенного серого цвета. Татьяна решила считать, что верхняя одежда у него подобрана в эклектическом стиле, и радоваться тому, что рубашка серая, а не розовая в цветочек.
Показать себя Вадику во всем великолепии нового пиджака и Симиной кофточки Татьяна так и не смогла, потому что дальше «Лакомки» он ее не повел, а в этом кафе можно было сидеть не раздеваясь. За трапезой, состоящей из чашки кофе и двух слоеных пирожков, Вадик столько раз сказал «мы с мамой», «моя мама считает» и «как говорит моя мама», что Татьяна поняла: в его сердце вряд ли найдется место еще для одной женщины, кроме мамы, и очень этому обрадовалась.
Вадик неожиданно оказался очень разговорчивым, что первоначально трудно было предположить по клетчатому горбу на спине, куриным ногам, не говоря уже о болоньевом мешке. (Оказалось, что в нем лежал зонт и несколько газет «Санкт-Петербургские ведомости».) Вадик трещал о всяких пустяках, мнение Татьяны о которых его абсолютно не интересовало.
Дождавшись, когда он наконец пригубит свой кофе, она спросила:
– А скажите, Вадим, где вы работаете? Сима говорила, что вы только что из командировки.
– А-а-а… – махнул он рукой. – Ненавижу привычку русских везде говорить о работе! – И начал рассказывать об урагане в Пакистане.
– Ну, мне пора, – сказала Татьяна, когда разговор плавно перешел на торнадо и суховеи.
– Ну что вы, Танечка! Еще всего лишь половина седьмого! – огорчился Вадик, но она, не слушая его возражений, уже натягивала свою шапочку грубой вязки. Один из пирожков, которые Татьяна только что съела, был с зеленым луком, и она, опять-таки с трудом, поборола в себе желание своими луковыми губами смачно поцеловать на прощанье его говорливые.
– Я буду вам звонить! – крикнул ей вслед Вадик. – Сима оставила маме