Убийственное лето. Себастьян Жапризо
часа спустя он стоит перед моей матерью на пороге дома, она уже умылась и оделась. Он переступает с ноги на ногу и говорит:
– Мадам Девинь, не знаю, как вам лучше объяснить…
Будто бедняжке нужны его объяснения. Я говорю и для него, и для нее:
– Я буду жить у Монтеччари. Заберу свои вещи. Идем, Робер.
Мы все втроем поднимаемся наверх. Он помогает мне выдернуть кнопки, которыми прикреплены к стене фотографии и плакат с Мэрилин. Моя комната белого цвета, ее полностью обставила мать. Он говорит:
– В нашем доме у тебя такой не будет.
Я складываю платья и белье в два чемодана. Мать не находит себе места, но не произносит ни слова.
Когда мы выходим из дома, я говорю:
– Черт! Моя ванна.
И иду за ней в чулан. Говорю Пинг-Понгу:
– Тебе все не унести.
Он отвечает:
– Скажешь тоже.
И вот он идет – цинковая лохань на голове, внутри мои чемоданы. Я говорю матери:
– Я люблю тебя больше всех на свете.
Она отвечает:
– Вот и нет. Это я люблю тебя больше всех на свете. Прощаю тех, кто причинил нам зло, раз ты есть, и благодарю Бога за то, что люблю тебя больше всех на свете.
Я ей говорю, вся на нервах, и протягиваю к ней руки:
– Я же буду здесь, в конце деревни. Ты же знаешь, где меня найти?
Но она качает головой и говорит мне «нет».
Когда мы с Пинг-Понгом идем по улице, это просто кино. Все, буквально все высыпали из домов с заспанными рожами, якобы подышать воздухом. Пинг-Понг шагает впереди, придерживая лохань на голове, а в ней – мои чемоданы. Я иду следом, в метре от него, несу своего мишку, фотографии, книгу и скатанный в трубку и стянутый резинкой плакат с Мэрилин. Когда мы проходим мимо Пако, говорю довольно громко, чтобы услышали:
– Представляешь, что у них там стряслось, если они вскочили в такую рань!
В мастерской шеф Пинг-Понга стоит у бензоколонки и говорит:
– Возьми пикап, справишься быстрее.
Но Пинг-Понг говорит:
– Все нормально. Приду через четверть часа.
Его Жюльетта, само собой, торчит у окна, но только запахивает халат, откуда вываливается ее внушительная грудь, и провожает меня недобрым взглядом. Не исключаю, что Пинг-Понг с ней разок переспал. А может, это она как раз думает, что ее муженек переспал со мной, поди разбери… Меня подмывает остановиться и сказать ей, что до этого почти что дошло как-то одним зимним вечером, но Генрих Четвертый – славный малый, а она его тогда со свету сживет.
Но самый большой кретин – это Брошар. И жена его – такая же кретинка. Он спрашивает Пинг-Понга:
– Что, переезжаем?
Пинг-Понг отвечает:
– Как видишь.
В эту минуту она выходит из кафе и спрашивает Пинг-Понга:
– Что, переезжаем?
Пинг-Понг отвечает:
– Спросите у мужа.
И эта дура набитая поворачивается к мужу и говорит мерзким тоном:
– Почему у мужа? Ты вообще тут при чем?
Клянусь, если захочешь послушать, как порют чушь, то в этой деревне даже телик включать не нужно.
В доме