Чикатило. Явление зверя. Алексей Гравицкий
Присаживайтесь.
Кесаев сел, нахмурился. Понятное дело – возглавил межведомственную группу, приехал ростовских коллег жизни учить, а ростовчане оказались и сами с усами.
Полковник прошел к шкафу, достал бутылку коньяка «КВВК» и пару рюмок. Поставил на стол.
– Ну, теперь-то вы выпьете за наш успех?
– Я бы не торопился говорить об успехе, – произнес Кесаев.
– Это вы специалиста своего наслушались? – уточнил собеседник, откупоривая бутылку.
Янтарный коньяк побежал по рюмкам.
– Буду откровенен, к мнению капитана Витвицкого я отношусь не менее скептически, чем вы, – следователь казался непроницаемым. – Но у нас с вами, Александр Семенович, практически ничего нет.
– У нас есть предварительное чистосердечное признание, – Ковалев загнал пробку обратно в горлышко, отставил бутылку и расслабленно опустился в кресло.
– Сегодня он дал признание, завтра от него открестится.
Полковник усмехнулся:
– Тимур Русланович, не отрицайте очевидного. Этот Шеин назвал деталь, которую мог знать только убийца. Или вы сомневаетесь?
– Одна деталь погоды не делает. Нужны улики. Свидетельские показания. Данные экспертизы. Да что я вам рассказываю…
Ковалев с тоской посмотрел на полные рюмки:
– Улики? Будут вам улики. Нож Шеина уже в лаборатории. Вы, главное, когда будете отчеты в Москву писать, не забудьте отметить, что убийца был взят местными органами.
– Вы слишком торопитесь, Александр Семенович.
Мужчина не успел ответить, разговор оборвал стук в дверь. На пороге стоял запыхавшийся Липягин.
– Разрешите, товарищ полковник!
– Что случилось? – недовольно спросил Ковалев.
– Шеин подельника сдал! – отрапортовал Липягин.
Ковалев с превосходством посмотрел на следователя.
– Тороплюсь? – поинтересовался Ковалев, уже откровенно улыбаясь. – Как говорится, куй железо, пока горячо!
– Мы проверили, – с азартом продолжил Липягин, – это некто Жарков Юрий Петрович, шестьдесят третьего года рождения. С Шеиным Жарков на самом деле знаком очень близко и давно. Одна шайка-лейка… Они вместе воспитывались в Первомайском детском доме – интернате для умственно отсталых.
– Будем брать, направляй опергруппу, – кивнул Ковалев.
Молодой парень, одетый в дешевые, вытертые на коленях штаны от рабочей спецовки и синюю болоньевую куртку явно с чужого плеча, присел на корточки у сложенного из закопченных кирпичей импровизированного очага.
Место было тихое, глухое – гаражи на окраине города. Заросли американского клена, бурьян, кирпичные стены, ржавое железо. Где-то далеко лаяла собака, и была слышна музыка, долетавшая из городского парка.
Фамилия парня была Жарков, и именно о нем говорил майор Липягин в кабинете Ковалева.
Натолкав в сложенный из кирпичей очаг ветки и обломки досок, Жарков достал коробок спичек, чиркнул раз, другой. Спички ломались, гасли, упорно