Чикатило. Явление зверя. Алексей Гравицкий
закрыл дело, отложил на другой край стола. Взял новую папку и углубился в чтение, задумчиво покусывая кончик ручки.
– А удочку вы где бросили? – будто со стороны слышал он собственный голос.
– Какую удочку? – звучал в ответ голос Шеина.
– На допросе вы сказали, что у мальчика была удочка. Вы об нее руку оцарапали.
– А, удочка. Она тоже из листьев торчала. Я полез посмотреть и оцарапался.
Витвицкий листал документы, делал пометки в блокноте. Изначальная стопка дел уже довольно сильно поредела. Зато на другом краю стола появились две стопки с отсмотренными делами: одна побольше, другая поменьше.
Новая папка, новое дело, новые фотографии с новым истерзанным трупом, новые протоколы, новые заключения… От кровавых подробностей на душе было скверно. Капитан все яростнее покусывал кончик ручки. А в голове снова и снова звучали голоса из недавнего прошлого:
– Я полез посмотреть и оцарапался, – говорил Шеин.
– Что посмотреть? – спрашивала его Ирина.
– Как это чего? Что там в листьях.
Витвицкий с отсутствующим взглядом завис над делом, мысли его ускакали далеко от содержания папки. В голове по кругу, как сломанная пластинка, звучал голос Шеина:
– Удочка… из бамбука. Вона я руку об нее поцарапал… Удочка… тоже из листьев торчала… Я полез посмотреть и оцарапался… Удочка… из листьев торчала… Я полез посмотреть… что там в листьях…
Вот же! Удочка торчала из листьев, Шеин оцарапал руку, когда полез посмотреть, что в листьях лежало. А до того говорил, что оцарапался, когда убивал мальчика. Так убивал или не убивал? И когда напоролся на удочку? А может, вовсе на нее не напарывался?
Витвицкий с таким остервенением закусил кончик ручки, что хрустнул пластик.
– Вы, кажется, не завтракали, Виталий Иннокентьевич, – вывел его из задумчивости голос Ирины.
Мужчина повернулся на голос. За окнами было уже совсем светло. В нескольких шагах от него стояла старший лейтенант с сумкой и улыбалась.
– Здравствуйте, Ирина, – опешил Витвицкий. – Почему вы так решили?
– Надо быть очень голодным, чтобы есть шариковую ручку, – рассмеялась Овсянникова, подошла вплотную и принялась выкладывать на стол термос и свертки с бутербродами.
– Угощайтесь, – пригласила она. – Нам с вами здесь весь день куковать.
– Нам? – не понял Виталий.
– А вы как думали? Я же говорила, инициатива наказуема. Ваше начальство в этом, как я смотрю, с моим солидарно: неугодных – в архив, чтоб под ногами не путались.
Девушка сняла крышку с термоса, налила в нее кофе и протянула Витвицкому.
– Вот кофе. Угощайтесь.
Благодарно кивнув, Витвицкий принял исходящую паром крышку, пригубил. Овсянникова тем временем шарила взглядом по столу, отметив разделенный на три стопки ворох дел, блокнот с пометками. Было видно, что капитан успел основательно потрудиться.
– А я смотрю, вы здесь давно.
– Я плохо спал, – нехотя признался Витвицкий. – Мысли, знаете… Вот и…
Он обвел