Крокодил или война между добром и злом, случившаяся в царствование Людовика XV. Луи Клод де Сен-Мартен
target="_blank" rel="nofollow" href="#n_31" type="note">[31]» [MP. № 1135].
Он полагал, отсылая к известным словам Иисуса (Ин 14:12), что смысл воплощения Христа в земном мире был в том, чтобы дать человеку продвинуться дальше по духовному пути, превзойдя в качестве ученика своего учителя, на что сам претендовал:
«Осмелюсь сказать, что в своей собственной области, то есть развитии способностей разума [людского], я пошёл дальше, чем Христос, потому как [в земной мир] Христос явился, скорее, чтобы спасти, чем чтобы наставить. Хотя и являлся он коренным источником всех знаний, которые можем мы принять и выразить, всё же в то время сам источник он не открыл, только позже[32]» (курсив наш – М. Ф.) [MP № 1123].
Хотя Христос был для Сен-Мартена «очень драгоценен» [MP. № 612], обрядовой стороне христианства (и, в частности, католицизма) он не придавал значения:
«Когда видишь, как люди, отмечающие религиозные праздники по церквам, тратят своё время и расходуют все заложенные в них возможности на беспомощные показные обряды, таким путём замедляя движение вперёд человеческого духа, который изнывает в ожидании пищи содержательной, горечь охватывает всё сердце. Так и хочется применить сюда евангельский отрывок: "слепой ведёт слепого, и оба упадут в яму” (Мф 15:14 – М. Ф.)» [MP. № 731].
Ср.: «Есть бесчисленное множество людей, которые, не имея распятия и лика [божьего], не могут молиться. Не ведают, что единственное [Его] изображение, которое дозволено и полезно нам созерцать, это мы сами, сами будучи – и более никто – образом божьим. Не более знания у них есть о том, что не перед глазами, а в сердце должно бы нам иметь Распятие, что там же полагалось бы быть и Тому, кто распят, дабы возможно было оттуда изгнать распинающего» [MP № 694]:.
«Истинное христианство» Сен-Мартен не смешивал с его «наличными» формами. Восхищаясь главной книгой Шатобриана «Гений христианства» (1802), с которой он познакомился уже весной 1802 г., Сен-Мартен замечает, что автор ошибся в заглавии: в труде, восхваляющем историческую форму этой религии[33], «о католицизме он говорит, а не о христианстве» [MP. № 1045]. На католическую церковь как не только опору, но и источник светской власти он возлагал ответственность за революционные события [Saint-Martin 1795: 13–14], утверждая, что «христианская эпоха в духе и истине начинается только с уничтожением священнической власти» [MP. № 707]. Впрочем, от воинственного антиклерикализма и антикатолицизма Сен-Мартен был далёк:
«В своего "Крокодила” я включил [пассаж о том], что богословие стало папословием (то есть славословием Папе римскому – М. Ф.), а его замиряющая тиара (головнойубор Папы – М. Ф.) стала венцом разорения, занятым исключительно опустошением всего мира. Мне посоветовали это место убрать (если такой совет был дан в антиклерикальную революционную эпоху, то вызван был не страхом перед церковной «цензурой», а, наоборот, соображениями «конфессиональными» – М. Ф.) – я уступил с удовольствием» [MP № 757].
Клерикализм и «божественные истины» он разделял, хотя и признавался:
«Горем моим во времена Французской
То есть сам Христос позднее открыл истины о человеческом разуме, в том числе через Сен-Мартена.
Книга Шатобриана была эстетическим манифестом романтического интеллектуала, чуждого бесстрастию классицистской поэтики и ностальгирующего по даруемым христианской религией ярким «трогательным» чувствам, в гораздо большей мере, чем апологетическим трактатом [Симонова 2012].