Непридуманные истории (сборник). священник Николай Агафонов
так, что сковал всю волю и довел до состояния безысходного отчаяния. Это было, когда он попал в подвалы собственного ведомства на Лубянке, перед самым началом войны. Отозвали его из Германии после того, как он передал сведения о готовящемся скором нападении Германии на Советский Союз. Уже первые допросы убедили его, что живым он отсюда не выйдет. Вот это полное бессилие что-либо изменить в своей судьбе, полная абсурдность положения и приводили в отчаяние, поселяя в душе липкий холодный страх обреченной жертвы. Сидя в камере после вынесения смертного приговора 21 июня 1941 года, он вспомнил, как сам, будучи молодым следователем ЧК, подводил под расстрел бывших офицеров царской армии, священников и профессоров, дворян и купцов только за то, что они являлись классовыми врагами. Он верил, или, вернее, хотел верить, что если подследственные ничего не совершили в данное время, то при благоприятной возможности обязательно бы совершили, а коли так, значит, они контра. Времена изменились, теперь НКВД отдыхало в выходные дни. Работа была отлажена, торопиться было некуда. Расстрелять можно и 23 июня. Но 22-го началась война, и это спасло Серьговского. А вскоре он, по ходатайству самого Судоплатова, уже трудился в аналитическом отделе разведки Генштаба.
В купе постучали, и сразу же ввалился полный лысоватый оберст-лейтнант[1]. Отирая вспотевшее лицо платком и отдуваясь, он буквально повалился на диван:
– Простите, господин капитан, но этот патруль меня чуть до инфаркта не довел. Видите ли, ему не понравилось, что у меня нет отметки комендатуры. Этот лейтенант, видимо, здесь шпионов ищет. Пришлось звонить в канцелярию Канариса, чтобы поставить этого сопляка на место.
– Что же поделать, господин оберст-лейтнант, – развел руками Серьговский, – идет война, бдительность необходима.
– Да это я понимаю, – махнул тот платком, – сам шпионов выявляю. – И с усмешкой добавил: – Только ведь когда на поезд опаздываешь, своя же собственная национальная черта – пунктуальность и исполнительность – начинает действовать на нервы. Ладно, не будем больше об этом. Простите, не представился. Эрих фон Кюхельман, – протянул он для пожатия свою потную руку.
– Курт Биргер, – пожал ему руку Серьговский.
– Куда держите путь, господин Биргер? – поинтересовался Кюхельман.
– Был в отпуске после ранения, теперь возвращаюсь на восточный фронт, под Сталинград.
– Ого! – присвистнул Кюхельман. – И какого черта вас туда несет, ведь армия Паулюса уже окружена, все только и мечтают, как бы оттуда выбраться, а вы, наоборот, стремитесь прямо в лапы к русским.
– Что за пессимизм я слышу от немецкого офицера! – с деланным негодованием произнес Серьговский. – Нас окружили, но трехсоттысячная армия продолжает геройски сражаться, это еще не конец, фюрер пришлет подмогу.
– Не будьте наивны, господин капитан. Окружение очень плотное. Чтобы сражаться, нужно подвозить боеприпасы и продовольствие. Завтра нечем будет воевать, а послезавтра нечего будет жрать.
1
Звание «оберст-лейтнант» (нем.