Избранный. Печать тайны. Бездна Миров. Валерий Атамашкин
молнии. Турек заметил, что земля под ногами незнакомца оказалась выжжена.
– Я ждал вас.
– Вы… – Турек запнулся, – Вы обещали, что проставите метку этому дитя.
Незнакомец обвел взглядом присутствующих и опустил голову вниз. Что-то в нем пугало, ужасало, но от него, ни на секунду нельзя было отвести взгляд.
– Поднеси мне ребенка.
Турек почувствовал, как по конечностям разлилось приятное жжение. Он смог пошевелить рукой. Пальцы, сжавшись в кулак, разжались, и он, вытянув закутанного в простынь малыша перед собой, двинулся к незнакомцу. Шаги давались с трудом. Он чувствовал тяжесть в ногах, будто к каждой из них привязали гирю. И чем ближе он подходил к незнакомцу, тем тяжелее давался каждый шаг. Вонь, гниющая, режущая обоняние, усиливалась. Незнакомец был недвижим и стоял молча, не поднимая головы. Только свечение вокруг запястий его рук усиливалось. Приятный яркий свет, плавно перетекающий к ладоням. Герцог аккуратно положил малыша у ног незнакомца и выпрямился. Глаза смотрели в пол. Теперь, как и тогда при их встрече, проснулось то самое чувство животного страха.
Незнакомец медленно поднял голову, руки плавно скользнули по сторонам, и через мгновение, лежавший на земле малыш воспарил в воздух…
Небо ярко вспыхнуло…
Прохладный ветерок приятно развеял волосы Турека, обдав свежестью. Он открыл глаза. Сверху на принца смотрело тихое, безоблачное небо, усыпанное мириадами звезд. Ярко светила луна. Откуда-то издалека до слуха донеслось тихое уханье филина. Герцог огляделся и понял, что стоит на кладбище совсем один. Исчез незнакомец в балахоне, исчезли старики. Рядом спокойно спал завернутый в простыню ребенок.
***
Все было готово. Пахло керосином. Фарел чувствовал, как начала кружиться голова и прикрыл нос рукавом, чтобы сбить запах. Совершенно не хотелось ни о чем думать. В пустой голове звенело. Да и это было бы излишним, неуместным. Пустым. Сколько нужно будет вина, чтобы забыть все это? Эти воспоминания, эту вонь…
Толстяк сжал кулаки и выплеснул остатки керосина на свой рабочий стол. Брызги попали на документы и несколько капель скатилось по табличке в самом центре стала, той самой, которую толстяк столько лет хранил и берег. Сердце больно сжималось в груди. Он знал, что другого выхода нет и не обманывал себя. Все прежние выводы и доводы казались ошибками. Сдутым шариком, лопнувшим мыльным пузырем. Следовало устыдиться. Но перед кем? Кого он обманывал? Уж не самого ли себя? Это низко, подло. Но не низкими ли, не подлыми были его мотивы? Он думал, что это два разных человека – сейчас и тридцать лет назад. Он думал, что изменился в лучшую сторону, забыл подробности. Умело исчезли факты. Ведь так? Так…. Не может быть по-другому. Были же слезы, были страдания. Он понимал, что все это было лишь пленкой, скрывающей наказание. Как все понятно сейчас. Толстяк поймал свой взгляд в отражении зеркала, которое висело на стене.
– Слизняк… – прошептал Фарел.
Мелочное, каверзное существо. Он понимал, что это заслуженные