Избранный. Печать тайны. Бездна Миров. Валерий Атамашкин
его первое свидание с девушкой по имени Сара. Пустая картинка и больше ничего. Он чувствовал, как замерзает. Холод колол, но это была не боль.
… Где-то в начале пятого утра сварливая женщина с улицы Орков проснулась от мерзкого запаха ласкающего изнеженные аристократические ноздри смрадным дурманом, накатываемым из раскрытой форточки. Неторопливо потерев глаза и встав с кровати, старуха обула тапочки, нащупав их в темноте измученными ревматизмом ногами, и поспешила к оконной раме, дабы как можно быстрее закрыть форточку. Подошва обветшалых тапочек зашаркала, сцепившись с лакированным полом, и старая интеллигентка заворчала, ко всему раздраженная разболевшимися суставами. По пути в ногах запуталась сонная кошка и старуха, споткнувшись, упала на подоконник. Когда женщина подняла голову, по инерции устремив за окно взгляд…
– Мама дорогая, – прошептала она.
Увиденное в ночи заставило ужаснуться. У дома напротив сидела стая блудных псов. Собаки довольно вывалили языки, на землю капала слюна. Их внимание было приковано к дому. Стая то скулила, то лаяла, то выла на разные голоса. Глаза псов странно блестели. Старуха почувствовала легкую дрожь в запястьях, и крепче схватившись за подоконник, перекрестилась – на крыше дома сидели совы. Она всмотрелась внимательней и увидела, что у одной из птиц в крепко сжатом клюве висит мышь. Шел страшный ливень и из открытой форточки на лицо старухи хлестали холодные крупные капли дождя.
– Святые инквизиторы! – Дама застыла. – А-а…! – мрак пронзил ужасный крик…
… «Может быть это сон?» – подумал он.
Губы беспокойно шевелились, он прислушался. Молитва Спасителю. Снег густел, и впереди завис густой занавес белого тумана. Он ничего не видел. Только здание, маленький, темный силуэт дома, который Фарел принял за часовню. Он шел, а снежная завеса отступала, обнажая силуэт здания. Маленький дом принимал четкие очертания. Подойдя ближе, понял, что то, что он поначалу принял за часовню, приобрело очертания маленькой деревянной церкви. Казалось, церковь была наглухо заперта на засов, единственное окно церквушки было заколочено, но ноги несли его вперед.
Шаг, другой – засова уже не было. Какая-то непреодолимая внутренняя сила заставила его прикоснуться к покрытому пылью дереву. Пальцы коснулись холодной ручки. Дверь с необычайной легкостью поддалась. Без скрипа, плавно, она раскрылась, приглашая зайти. Он замер, понимая, что если сделает еще шаг, то не сможет повернуть назад, что зайдет внутрь… Стоило ли так рисковать? Но было поздно, ноги шли сами по себе, словно кто-то другой принимал за него решения.
Внутри церковь казалась еще меньше, чем снаружи, больше напоминая винный погребок. Приходилось пригибаться, чтобы не зацепить головой прогнивший, покрытый паутиной потолок. На стенах блекло горели свечи, слепя глаза. Но он, не замечая этого, смотрел вперед.… У задней стены увидел могилу. Пыльный камень надгробия, окутанный паутиной, спрятал именную табличку. На могиле сидел человек, в котором легко было