Три повести под одной крышей. Макс Койфман
в селе отмечали какой-то праздник, где не обошлось без потасовки, в которой парнишку ударили ножом по кисти правой руки. И толпа с криком метнулась в медпункт. Взглянула Фрида на большой палец, который едва держался на честном слове, как ей самой дурно стало. Фрида обработала рану, наложила пару швов и на попутке отправила парня в районную больницу. После этого случая в медпункт повалили больные без единого слова по-русски. Кто тыкал пальцем в живот, кто обнажал спину, кто оголял колени… Фрида делала вид, что всё поняла, не дура. Но терялась, когда больных донимали боли в животе. Этих больных она боялась, как пожара в лесу, и тут же направляла их в районную больницу…
«Дорогой Макс, Вас как врача интересуют больше необычные случаи из практики. К примеру, у меня был случай, когда я сама чуть было не померла от страха. В селе отмечали день 1-го Мая, когда меня вызвали к молодой роженице в соседнее село Джурмачи. Какие-то пацаны подвели лошадь к двери медпункта, помогли взобраться на седло, да ещё дали понять, что лошадь понятливая, умная, что дорогу в то село она отыщет с завязанными глазами.
В доме по меньшей мере меня встретили три бабки-повитухи. С обычными родами они бы сами справились. А тут насторожились. И нет чтобы беременную в родильное отделение района отвезти, так они меня, „профессоршу“, позвали. Помню, что я что-то ей шептала, поглаживала живот, показывала на себе, каким должен быть вдох, выдох… Но женщина всё равно кричала, будто я её кипятком поливала. К вечеру она всё же родила девочку, и я с облегчением вздохнула… Меня снова усадили на ту же лошадь, сунули в руки лепёшку с брынзой и пожелали хорошей дороги. Только подъехала к окраине Трисанчи, как я тут же спохватилась: я не освободила девочку от пуповины… И – обратно в то село. А на небе ни единой звёздочки. Хорошо, лошадь умницей оказалась: дорогу знала лучше зрячего человека. Отворяю дверь и – к матери девочки. Бабки-повитухи сами всё довели до конца.
В селе меня накормили, напоили чаем, уложили в постель, как царицу, а на другое утро меня чутьли не всем селом провожали… в Трисанчи».
А Фриде я написал, что горжусь её подвигами не меньше, чем медсестрой на поле боя, а она: «Боюсь, как бы Вы не сделали меня героиней Вашей очередной книги…». Тогда об этом у меня и мысли не было, но я осторожно поинтересовался, почему в её письмах нет ни слова о горячих парнях-адыгейцах.
Среди адыгейцев Фриде нравился хирург районной больницы – Зияутдин. Он был молод, строен, красив. И ростом удался. С этим врачом Фрида почувствовала, что любовь не знает границ, что она прекрасна и неповторима. Тогда-то я и загорелся желанием как можно больше узнать о любви двух юных сердец.
«А встретились мы с Зияутдином совершенно случайно. Как-то ко мне на приём пришла женщина с малышом двух лет. Малыш тяжело дышал, губы синие, будто по ним синей краской прошлись. Послушала лёгкие, а там – море хрипов. Ввела ему пенициллин и уже была готова отправиться с ним в районную больницу. Когда