Новые скифы. Павел Зарифуллин
(или в другие сроки) есть приток новых и уход достигших определённого возраста[27].
Вместо прекрасного социалистического Града Солнца лихая судьба подсунула Марусе «казёный дом» – тюрьму и каторгу. Дом сей – самый большой на планете и бесконечен он, как лабиринт. Русская тюрьма – это совершенный симулякр Детского «тайного дома».
Мифология расцветает в её стенах, плющом прорастает на каменных оградах. Русские люди, попав за решётку, перескакивают на сказочное сознание. Да, вокруг охрана, солдаты и жандармы. Но это ведь – бесы, «ненаши». Черти в русской сказке полноправные участники любой настоящей инициации.
Образ «тайного дома» легко экстраполировался на царский острог, а потом на сталинский ГУЛАГ, на Красную армию и на любое иное закрытое тоталитарное советское учреждение, где бесы мучают русских братьев и сестриц, как в Аду. От мучений сих «братья» крепнут и духовно прозревают, обретают благодать и кременный стержень внутри. Братья стоят друг за друга и сбиваются в братства.
Исследователь австралийских «мужских союзов» Вебстер так описывает стереотип поведения братьев (кодекс, характерный и для русских каторжан):
«Члены этих братств, как правило, никогда не свидетельствуют один против другого, и было бы великим оскорблением каждого из них, если бы кто-нибудь стал принимать пищу один, когда его товарищи близко. Воистину, дружба здесь крепче, чем в Англии между мужчинами, поступающими вместе в университет».
Сплести бы веночек Марусе,
Но жутко пустынна межа,
И песенка уличной Руси —
Точильные скрипы ножа.
Владимир Пропп поведал нам о специализации «русских братств»: «В сказке эта коммуна часто живет ещё другой профессией. Эти братья – разбойники».
«Идёт сестрица по лесу, видит двухэтажный дом, заходит в него. А в этом доме живёт шайка разбойников. Заходит в дом, они сидят за столом, водку распивают» и т. д. Герой просится в шайку. «Если вы не верите, глядите – на моих руках: вот у меня и клеймы есть…» Нанесение клейма характерно для обряда посвящения. Это не что иное, как татуировка.
Система тайных воровских союзов с особым воровским языком («феней»), идущая корнями чуть ли не от средневековых скоморохов-офеней, со сложной иерархией, обрядами и ритуалами мужских союзов, своей почтой и оригинальными системами коммуникаций, тайной демократией воровских сходняков, искусством и языком «клеймения» – татуировки, – так вот, всё это разнообразие форм социокультурной организации русской преступности есть не что иное, как мифологический ответ русского народа на тоталитаризм русского же государства.
Наши люди одухотворили и переосмыслили имперские остроги и «красные зоны», привнесли в мёртвые дома жизнь, а также своё мировоззрение. Они наполнили тюрьмы содержательной миссией. С точки зрения русского бессознательного, тюрьмы – это дома инициации, Большие дома для перерождения человека. Других функций у тюрем нет, иные загадки для темниц пусть задаёт «начальник», если сам захочет. А братьям до его хитроумных сатанинских выдумок
Пропп Владимир. Исторические корни волшебной сказки. М., 1993.