Мой телефон 03. Мария Ким
хрен с ним. Себя бы полечить теперь.
– Еще анальгин?
– Хорош. Дай мне укладку.
Я лезу в карман за оранжевой коробочкой с надписью «аптечка индивидуальная». В коробке две ампулы трамадола – препарат строгой отчетности. Ренат изучает прозрачное содержимое ампулы на свету. Наркотический анальгетик.
– Списать-то, конечно, можно. – размышляет он вслух. – Но я же потом не слезу.
И возвращает укладку мне.
Домофон выключен. Темнота за подъездной дверью смотрит негостеприимно. В животе становится холодно. С каких это пор я боюсь вывернутых лампочек? Инстинкты предупреждают. И я выставляю руки с кардиографом вперед. Не оглядываться. Ренат тоже как будто что-то заметил. Задвигает меня за спину и делает первый шаг в темноту. Вспышка света включенного фонарика.
– А я вас давно жду.
Голос низкий, тихий. Просительный. Казанцев. Ну разумеется, кто же еще? Я зажимаюсь в угол, упираясь лбом в холодную стену. Страх куда-то делся, тянет блевать.
Казанцев вызывает каждый день. Роста среднего, телосложения «пивного», неспортивного, предпенсионного возраста. Всегда пьян и неопрятен. Жалобы предъявляет разнообразные, а по факту обследования обнаруживается лишь хронический алкоголизм. Домофон у него не оплачен, встречает в подъезде. Из одежды на нем одни штаны, и те без резинки, Казанцев поддерживает их полными руками, едва обхватывая свисающие по бокам жировые складки. На голове кол грязных светлых волос, лицо потное, красное, стойкий перегар. В руке ножка от табурета с выступающим на конце гвоздем. Я представляю, как мне сейчас придется осматривать, а затем лечить это никчемное неухоженное тело, и тошнота накатывает все сильнее, а табуретная ножка вызывает опасение, особенно мне не нравится гвоздь. Я стараюсь не отводить от нее взгляда.
Казанцев провожает нас в квартиру. Света нет, отключен за неуплату. Я пытаюсь обхватить пространство квартиры фонариком, Ренат вздыхает и достает из бездонных карманов своей куртки лампочку на 60 ватт, забирается на стол, на ощупь вкручивает в цоколь. Лампа вспыхивает тусклым светом. По углам разбегаются тараканы. Под ногами шуршат обрывки газет. Пустые бутылки, пепельница, тарелка с остатками еды на полу и новенькая плазма на полстены. Телевизор настолько выбивается из общей картины, что на секунду отвлекает мое внимание от ножки и гвоздя. Вспомнив об этом, я быстро разворачиваюсь, не упуская из виду широкую обнаженную спину. Казанцев нагибается за обрывком кардиограммы, оставленной предыдущей бригадой, забывая в очередной раз придержать свою пижаму. Штаны падают. От открывшейся панорамы мне становится совсем нехорошо, и я смотрю на Рената взглядом, выражающим желание убраться побыстрее.
– Положите запчасть от мебели на пол, – командует Ренат.
Казанцев замирает в раздумьях, сфокусировав взгляд на острие гвоздя. Нехотя оставляет ножку на пороге и проходит в комнату. Ренат повторно оглядывает помещение в поисках травмоопасных предметов и, кажется, остается доволен. Измеряет давление, просит меня снять кардиограмму. Казанцев располагается в постели, никак не может вместить свои бока на продавленном диване.
– Девушка,