Удивительное свойство моряков жить под водой. Стас Колокольников
ничего не делаю для дома и занят только своими мечтами.
– Если это не так, то зачем ты всё время оправдываешься и лжешь? Я устала от тебя.
Вскоре она ушла. Сначала я не воспринял это всерьез, но когда понял, что к чему, то взвыл от боли. Несколько недель я буквально бредил самоубийством. Выходил на улицу с одной надеждой, что меня там пристрелят или зашибёт кирпичом. Я шел мимо книжного магазина, а из витрины на меня пялилась новинка «Сто великих самоубийц». Я сворачивал за угол облегчиться, а с облупленной стены с грустью смотрел нарисованный повешенный человечек. В гостях я открывал музыкальный журнал и сразу читал о том, что Элиот Смит воткнул себе нож в сердце, перелистывал пару страниц и попадал на заметку про молодого музыканта начинающей английской группы, который повесился прямо в студии во время записи дебютного альбома.
По нескольку раз в день я отправлял Даше сообщения, что вот-вот добровольно уберусь из жизни. Я никак не мог свыкнуться с мыслью, что до меня никому нет дела.
Как-то позвонил Рыжий.
– Как дела?
– Отлично. Был бы пистолет, застрелился.
– Шутишь?
– Нет.
– Могу я тебе чем-нибудь помочь.
– Подсыпь мне яду.
– Чем ты сейчас занят, старик?
– Читаю книгу «Сто великих самоубийц».
Через час Рыжий зашел с бутылкой мадеры.
– Что случилось? – спросил он.
– От меня ушла Даша.
– Она вернется.
– Не думаю. Она сказала, что устала жить моей жизнью. Она действительно выглядела смертельно усталой.
– От меня пять раз уходила жена.
– У вас двое детей, и ты делаешь всё, чтобы сохранить семью. Мы детьми не обзавелись, к тому же я так и не понял, в чем смысл семейной жизни.
– Для кого в чём, для меня в том, чтобы не быть одиноким.
Я чуть не заплакал. Как сказал один мой друг: жизнь мстит, и мстит жестоко, тем, кто поднимает тяжкий полог её покоев. Чтобы разделить эту жизнь со всеми, надо стать слепым и глухим. Не смог я разделит жизнь со всеми, и она жестоко отомстила, отняв Дашу. Не просто отняла, а вырвала с кровью, с частью души.
19
Я стоял на краю тротуара и считал проезжавшие мимо «уазики», желая увидеть желтый. Через дорогу отблескивал магазин женского платья. В полстены, радуя воображение, сиял рекламный щит с великолепной похожей на саламандру молодой женщиной в шотландской юбке и с саксофоном в руках. Задержав на ней взгляд, я вспомнил о Вале и о том, что сегодня четверг. Увидеть Валю захотелось так, точно она стала единственным человеком, который мог понять и поверить в меня.
Идти в бар, где Валя сейчас выступала, было как-то неловко. В ближайшем кафе я взялся сочинять письмо, но только выходила ерунда, типа: «всё у меня в порядке» и «как ты сама поживаешь». Тогда я решил присочинить и нарисовать, чтобы стало понятнее, что со мной происходит.
«Здравствуй, Валя! Ты не представляешь, насколько мне сейчас помогает то, что есть, кому написать. И не просто кому-то… Когда я первый раз увидел тебя, то