Та самая другая дочь. Давид Кон
И потому спорить и убеждать бессмысленно. Тогда, сидя за столом в собственной гостиной и пытаясь поймать взгляд Ольги, он впервые ощутил не только смертельную усталость от своей суматошной жизни, но и эту самую тяжесть, сковавшую на долю секунды все тело.
– Ты не хочешь со мной поговорить? – спросил Марк, заранее зная ответ. Спросил просто потому, что должен был что-то сказать.
– О чем? – Ольга пожала плечами. – Мы так долго не говорили друг с другом, что вряд ли один разговор что-то изменит. Да и не хочу я уже ничего менять. Слишком поздно.
Ольга встала из-за стола и подняла заранее собранный чемодан. Она молча стояла перед ним, вероятно, надеясь, что он поднимет глаза на нее. Но Марк смотрел на чемодан. Их старый темно-бордовый чемодан, с которым он не раз летал на гастроли. Как-то, когда Марк вернулся домой из очередной поездки, обнимал в прихожей Ольгу и целовал ее в мягкую щеку, ему в голову пришла мысль: какое счастье, что этот чемодан не умеет говорить. О, ему было о чем рассказать! О ночах страсти с секретаршей Зиночкой, которую он иногда брал на гастроли, оформляя костюмером, об обещаниях, которые он давал дебютанткам, жаждущим получить роль, и литераторшам, написавшим свою первую пьесу и мечтавшим пристроить ее в тель-авивский театр. И сейчас, глядя немигающим взглядом, словно в забытьи, в бордовый бок чемодана, Марк вдруг подумал, а не раскололся ли этот кожаный мерзавец? Не раскрыл ли свои сверкающие замки, не распахнул ли свое чрево, проложенное изнутри ярко-красным шелком? Нет. Не раскололся. В этом случае Ольга бы не ушла. Надулась бы на пару недель, выставила его из общей спальни, но не ушла бы. Все его шалости со случайными попутчицами в номерах зарубежных гостиниц не причина, чтобы разрушать их совместную жизнь. Все-таки они прожили вместе тридцать семь лет. Тридцать семь! Конечно, от былой любви не осталось даже воспоминаний. Но привычка и привязанность чего-то стоят. Он наконец оторвался от чемодана и поднял взгляд на нее. Он ждал, что она разожмет пальцы и чемодан мягко упадет к ее ногам. Потом она тяжело вздохнет, промокнет платочком глаза и сядет напротив. А он обойдет стол, обнимет ее за теплые плечи и в очередной раз пообещает, что у них еще все будет хорошо. И даже промурлычет, конечно, не попадая в ноты, своего любимого Вертинского. Как там было? «Ну не плачь, не плачь, моя красавица. Ну не злись, женулечка-жена. В нашей жизни все еще поправится, В нашей жизни столько раз весна!»
Но Ольга не разжала руку, молча погладила его по голове, поцеловала в лоб и вышла в прихожую. Когда хлопнула дверь, Марк подошел к окну. Он видел, как Ольга вышла из подъезда и пошла к новенькому «джипу», стоящему у обочины. Из машины выскочил какой-то мужчина, обнял и поцеловал Ольгу, подхватил чемодан и забросил его в багажник. Марк попытался разглядеть того, кто лишил его жены, но разобрал лишь лысину, сверкнувшую в свете уличного фонаря. Вот в чем причина. А вовсе не в его изменах, не в гастрольных романах, не в дебютантках и не в литературных дамах. Она нашла ему замену. Как? Когда она успела? Она давно вышла из возраста внезапной страсти, готовности бежать на