Маленькие чудеса. О том, что важно!. Эва Чех
системе Ridero
Виновник торжества
Звезда. Ты знаешь все обо мне. Ты озаряешь меня своим светом. Ты говоришь со мной на моем языке. А я? Я лишь кудахчу, словно курица, при виде тебя, так ясно и неистово твое сияние. Я люблю проклятые три километра, что мы ходим каждый год пешком. Те, что вместе. Те чёртовы проклятые три километра, снова и снова накручивающиеся вокруг могил наших родителей. Я объясню тебе чего я жду от тебя: мне нужно твое сердце. Твоя неистовая душа, твое море, твое солнце и твоя луна. Твой вихрь, твой ураган, твое цунами. Твоя любовь.
Ибо я: лишь колосок в поле. Мне без души никак… не случиться, не статься, не перестать.
Говори! Родная, говори, я больше
не могу сопротивляться твоему неистовому желанию загнать меня под свой каблучок! – Георг убирал испарину со лба ярким цветным платком и с обожанием смотрел на жену.
Объясни мне, Жорж. Что с тобой
случилось в последние три года? – жена Георга вопросительно, и немного осуждающе, смотрела на мужа.
Гостиная была вся украшена праздничными гирляндами. Георгу исполнялось 37.
Дорогая, сейчас будут гости, и я
бы не хотел…
В гробу я видела этих гостей,
Жорж! – всплеснула руками Марица.
Прекрати! – зарычал карлик и
замахнулся на супругу.
Марица, придя в бешенство, нанесла удар первой.
Черт бы тебя побрал, чертов
шизофреник! – Марица неистово
хлестала шарфиком, зажатым в руке, своего мужа.
Карликовая "Мазда" припарковалась прямо напротив входа в подъезд. Из нее, с места сидения водителя, вышел невысокого роста человек, в шляпе, белом шарфе, с усиками, такими же карликовыми, как его автомобиль. Он остановился и стал всматриваться в глубь двора.
Этой парадной было явно более двухсот лет. Целый витражный неф украшал вход на второй этаж. Двери же были сделаны по меньшей мере лет сто назад. И с тех пор не менялись.
Красиво. – подытожил он.
Гости расселись кто куда. Расстановка была до ужаса лаконична и даже где-то алогична. Марица села напротив Георга, дабы не стращать судьбу и не подраться с ним прямо за праздничным столом.
Леди Горовиц сияла в белоснежном платье подобно истинной королеве праздника, коей на самом деле являлась Марица.
"Холуй!" – с презрением прошептала Марица, когда увидела, как Георг жадно набирает салат и отправляет в рот вилку за вилкой.
"Дерзость!" – сказала себе она, после того, как он предложил подлить ей в бокал немного маренго.
"Любитель!" – фыркнула она, когда он пролил пару капель на ее праздничную скатерть.
Прошло ровно тридцать минут.
Я не боюсь, тебя,
дурачина!!! Простофиля!! Идиотина!!! – Марица и Георг стояли друг напротив друга, оба в боевой готовности сцепиться в смертельной схватке.
Марица! Ты не имеешь права так
со мной поступать! Я – не вещь, не твой вассал, и не твоя игрушка! Я – личность!! – практически завизжал Георг.
Мне плевать. Я тоже личность. И
мне тошно жить с таким малодушным… ч… ч… человеком!
Гости ахнули. "Какой скандал!" – прошептала одна из пожилых леди.
Люблю тебя, дорогая жена! Не
бросай меня!!! – Георг внезапно зарыдал и опустился на колени у ног Марицы. Его тело сострясали всхлипывания и завывания, так, что одна дама даже прослезилась.
Не хочешь ли ты этим
перфомансом сказать, что просишь прощения и признаешь свою вину? – немного поостыв снисходительно спросила Марица.
Хочу. – Георг всхлипнул ещё раз,
тихонечко заскулил, и, опустившись снова на колени, обнял ноги жены обеими руками. – Ты – все, что у меня есть. Молю, не уходи.
Да, дорогой. На этот раз я
останусь. Но ты должен мне три тысячи песо за ту карликовую лошадь, что мне пришлось отправить в зоопарк.
Все, что угодно, дорогая!
Гости начали потихоньку расходиться.
Они были явно обескуражены разыгравшейся драмой.
Марица вышла из ванной комнаты, смежной с их общей с Георгом спальни.
Она подошла к зеркалу, расчесала непослушные кудри, и присела на банкетку рядом с трюмо.
Как же мерзко ты вел себя
сегодня, Жорж!
Георг, сидя в кресле у открытого балкона, только вздохнул.
Я знаю, дорогая. Я уже тебе
говорил в чем моя проблема…
И в чем же, Жорж?
Меня – два…
Ах,