Сопротивление материала. Том 2. Мучительная сладость бытия. Виктория Травская
красивые, почти не ношенные, но у него рука не поднялась…
Но Саша уже слушала вполуха. Приняв из рук бабушки, она осторожно встряхнула вещь. Это оказалось платье изумительного, сочного зелёного цвета в чёрный горох: расклешённая юбка, строгий лиф с воротничком и пышным бантом, короткие рукава-фонарики. Саша открыла дверцу шкафа, на которой было большое зеркало, и приложила платье к себе. Даже в искусственном свете лампы было видно, что оно просто создано для неё! Вера Сергеевна всплеснула руками, ахнула:
– Красавица моя! Вот ведь, права я была, что берегла его!
Саша просияла.
– Я примерю?
– Конечно, милая. Давай, скидывай эту кофтёнку, я пока пуговки расстегну…
Лиф сел на Сашу как влитой. Продевая маленькие, обтянутые материей пуговки в аккуратные, из той же ткани, круглые петельки, она изумлённо спросила:
– Бабуль, неужели ты была такая худенькая?
Бабушка фыркнула.
– А что ж ты думаешь, я всю жизнь толстухой была?
– Ну, зачем сразу – толстухой! Я ж видела фотографии. Но у тебя тогда уже мама была…
– Война, Сашенька! Вот она, диета-то… – Бабушка горько усмехнулась и вздохнула. – Я его и надела-то раза четыре от силы – берегла! Последний раз на Леночкин выпуск, помню. А потом Серёжа родился – и всё: поплыла я…
Но в голосе бабушки при этих словах совсем не было сожаления – напротив, она улыбалась. Впрочем, как и всегда, когда говорила или думала о своём сыне. Это был поздний ребёнок – на восемнадцать лет младше Сашиной матери. Когда Степан вернулся с войны, они с Верой хотели ещё детей, но те всё не получались, и Мальцевы в конце концов смирились с этим: зачем Бога гневить, у них есть дочь – и какая! Леночка неплохо училась в школе и со временем выросла в настоящую красавицу, предмет отцовской гордости: Стёпа любил по праздникам, надев боевые ордена, пройтись под руку со своими «девчатами»… Когда Лена поступила в медицинский и уехала учиться, дом их опустел. Мальцевы теперь жили в ожидании писем от дочери и первых каникул, и Вера, поглощённая тревогой за своего птенца, впервые вылетевшего из родного гнезда, даже не сразу поняла, что беременна. Ей уже было почти сорок, и, не дождавшись очередных месячных, она только пожала плечами – ну, значит, всё. Вышел её бабий срок. Но когда, спустя положенное время, она ощутила в своём теле движение новой жизни, то сначала даже не поверила своим ощущениям. Это был невероятный подарок: ожидание, а затем рождение сына заполнило пустоту, образованную отъездом дочери, а Мальцевы снова почувствовали себя молодыми.
Вот так и вышло, что брат Елены Степановны был значительно моложе её самой и всего на восемь лет старше её собственной дочери, которая звала его просто Серёжей – как и мама с бабушкой. Он был человеком лёгким, необычайно располагающим к себе, и его все любили. Казалось, и даётся ему всё легко: с самого первого класса он учился на отлично без каких-либо видимых усилий, почти играючи. Наверно, поэтому в школе его никогда не травили и даже не дразнили «ботаником», хотя им-то он, строго говоря, и был: помешанный на растениях, он постоянно что-то выращивал на участке