Дубовый дым. Александр Новосельцев
кому-то, говорит:
– Ваш поезд через пять часов, билеты привезут.
А в машине полон девчат молодых сидит:
– Здрасьте. – Все так культурно со мной здороваются.
Эта Лена моя вперед села с Владимиром Иванычем, поехали.
– Куда хоть вы меня везете? Если у кого день рождения, так я без подарка.
Лена смеется, на Владимира Иваныча смотрит:
– Вы сам нам подарок, а едем мы в ресторан праздновать юбилей нашей фирмы, а Владимир Иваныч – наш шеф, и все мы его любим.
Девчата тоже улыбаются, кивают: точно, мол, любим его. Я среди них освоился, пиджак свой трогаю:
– А туда в моем костюме можно?
Лена смеется: «можно, можно»… Мы тут же и приехали, там рядом оказалось, прямо на набережной. Ресторан такой круглый. Заходим, из другой машины еще народ выходит, один Гена, и девчата тоже. Все молодые, Лена меня под ручку – и в ресторан. У них зал отдельный. Я разделся, сумку свою сдал в гардероб, а гармоню с собой. Вроде как неловко в моей одеже.
– Как, – говорю Лене, – я-то – ничего?
– Ничего, – говорит, – не волнуйтесь, мы зал сняли, у нас все свои будут.
Сели, музыка тихо играет. Там столики маленькие стояли, девчата с Геной их вместе сдвигать, чтоб всем сидеть, хозяйка вышла ругаться на них, а Владимир Иваныч ей:
– Ничего, сегодня наш день, давайте накрывайте, чего у вас там есть.
Хозяйка губки надула:
– У нас все есть.
– Вот, – он говорит, – и несите все.
Вижу, малый он хороший, простой тоже. А там музыка – представляешь, караокой называется. Это значит, музыку включаешь, какую хочешь, а на экране слова – и ты поешь. Владимир Иваныч хозяйке говорит:
– Вы там пока выключите эту шарманку.
А на стол уже закуску всякую несут, бутылки, коньяк армянский вот такие толстые бутылки. Мне наливают тоже. Лена рядом сидит. Владимир Иваныч говорит:
– Мы, друзья, собрались отметить десять лет нашей фирмы. – Тост у него был такой.
Девчатам вина налили, а я себе минеральной. Лена говорит:
– Коньячку выпейте, что вы?
– Да я, – говорю, – вроде не пью.
– Нет, обидите.
Ну, ладно, чего я – зря ноги топтал? Выпил одну, вторую, по половинке. Лена рядом сидит, все на меня смотрит, грустная, и вижу – ей все не терпится, спрашивает:
– Вы когда будете играть?
А я после второй уже освоился:
– Ты чего грустная такая?
– Да больно мне, – говорит, – песня ваша понравилась. У меня и бабушка, и мама пели хорошо.
– Сейчас, – говорю, – чуточку подожди, народ разогреется.
А они тосты поднимают, я пока сижу, по своей половиночке пью. Владимир Иваныч говорит:
– А сейчас нам подарок для души будет: давай-ка, Николай.
Я гармоню взял… Чем же вас, думаю, взять-то как следует? И заиграл потихонечку так, издалека… То они шумные были, суетные, а тут вижу, притихли, на меня смотрят. Я им музыкой тихой сначала на глаза думки подпустил, а как увел я этой думкой их глаза в сторонку, вот тут-то я и запел:
Эх,