Анжелика. Путь в Версаль. Анн Голон
короче, подходит оно вам или лучше оставить его там, где нашел. Rem passionis suae bene eligere princeps debet, mundum examinandum[2].
– Так это вы тот государь, на которого взирает мир? – язвительно поинтересовалась Анжелика.
С неожиданным удивлением он прищурился:
– Ты понимаешь латынь, малышка-нищенка?
– Для нищего вы неплохо на ней изъясняетесь.
Студент в задумчивости прикусил нижнюю губу.
– Кто ты? – мягко спросил он. – У тебя ступни стерты в кровь. Должно быть, ты долго бежала. Кто тебя испугал? Я – ветер.
Она не ответила, и он продолжал:
– У тебя есть нож… Страшное оружие, кинжал Цыгана. Умеешь им пользоваться?
Анжелика лукаво взглянула на него из-под ресниц:
– Может быть!
– Ай! – отодвигаясь, вскрикнул он.
Вытянув из сена стебелек, он принялся его покусывать. Светлые глаза сделались задумчивы. Вскоре Анжелике показалось, что он уже даже забыл о ней. О чем он думал? Быть может, о башнях собора Нотр-Дам, куда его заключат, как он сказал… Теперь, неподвижное и далекое, его лицо уже не выглядело таким молодым. В уголках его глаз она заметила следы увядания, которыми нищета или распутство может отметить мужчину в самом расцвете лет.
Впрочем, у него не было возраста. Его худое тело в слишком свободной одежде казалось бесплотным. Она испугалась, что он исчезнет, как видение.
– Кто вы? – шепнула она, коснувшись его руки.
Он обратил на нее глаза, казалось не созданные для света:
– Я уже сказал тебе: я ветер. А ты?
– А я – бриз.
Расхохотавшись, он взял ее за плечи и притянул к себе:
– Что делают ветер и бриз, когда встречаются?
Он нежно давил на нее своей тяжестью. Она вновь лежала в сене, а прямо над ней, совсем близко, были эти продолговатые чувственные губы. Была в них какая-то пугающая ее складка, но она не понимала почему. Что-то насмешливое, немного жестокое. Но взгляд был нежным и смеющимся.
Так он нависал над ней, пока она сама, первая, словно магнитом притянутая этим зовом, не сделала движения ему навстречу. Тогда он лег рядом и поцеловал ее.
Этот поцелуй длился долго, как десять поцелуев, когда любовники расплетаются и сплетаются снова.
Для огрубевших чувств Анжелики это было возрождением. Воскресали былые наслаждения, такие отличные от грубых утех, которыми наделял ее бывший лакей – при этом с каким жаром! – и к которым она уже привыкла.
«Только что я была такая усталая, – подумала Анжелика, – а теперь усталость прошла. Мое тело больше не кажется мне печальным и поруганным. Значит, я не совсем мертва…»
Она пошевелилась на сене, счастливая оттого, что в чреслах ее снова зарождалось желание, пока робкое, но скоро оно станет неотвязным.
Незнакомец приподнялся на локте и, улыбаясь, смотрел на нее.
Она не ощущала нетерпения, просто внимательно прислушивалась к теплу, распространяющемуся по ее телу. Очень скоро он вновь овладеет ею. У них полно времени.
– Вот
Государю до́лжно тщательно выбирать объект своего обожания, ибо мир взирает на него