Великое наследие. Дмитрий Лихачев
внимательного и кропотливого сличения списков, позволяющих выяснить, из каких источников составилась та или иная летопись, но иногда прямо заявлен и самим летописцем. В Новгородской пятой летописи под 1405 годом летописец перешел к другому источнику, отметив заимствование словами: «А се с другого стараго»[37]. Составитель Синодального списка Псковской летописи в первых же строках ссылается на какую-то «книгу сию»[38]. Ссылка на «старые летописцы» имеется в летописи Авраамки под 1421 годом[39]. В Софийской первой летописи имеются на полях отсылки к «киевскому летописцу»[40]. Свои источники указывает и составитель свода тверского князя Бориса Александровича.
Этим характером «сводов» обладают не одни только русские летописи, но и другие исторические произведения Древней Руси. Такими же сводами, как и летопись, являются и хронографы (еллинские летописцы всех видов, русские хронографы всех редакций), палеи – хронографическая, толковая, историческая, патерики, жития. В своды же иногда группируются по местному, локальному, признаку и многие русские повести исторического характера. Цикл рязанских сказаний об иконе Николы Заразского объединяет в своем составе воинскую повесть о разорении Рязани Батыем, переработку былины о Евпатии Коловрате, церковную легенду о перенесении иконы Николы из Корсуни, ряд вставных эпизодов XIV–XVI веков, рассказ о чуде от иконы в Коломне, генеалогию «служителей» этой иконы и др. Отдельные местные своды составляют также муромские повести, новгородские повести, китежные предания и т. д.
Характер сводов, который имеют древнерусские исторические произведения, – особенность не только их формы. Самая форма сводов, в которые облекались древнерусские исторические произведения, была тесно связана с особым историческим сознанием их авторов. Средневековые своды предшествующего исторического материала составлялись прежде всего ради сохранения первоначального их текста как своего рода документа в произведении новом. Средневековый читатель ценил в исторических произведениях прежде всего их документальность. Древнерусский читатель в литературных произведениях искал того, что было «на самом деле», его интересовал не реализм изображения, а сама реальность, не фабула, а сами события, хотя в оценке и понимании исторических событий он нередко был чужд реализма, принимая за реально бывшее рассказы о чудесах, знамениях, явлениях и т. п. В связи с этим древнерусский историк давал свой новый авторский текст преимущественно о современных ему событиях, о тех, которым он мог быть свидетелем или о которых он мог знать от свидетелей. Мы редко можем указать в древней русской литературе историческое произведение, первоначальный текст которого был бы написан спустя столетие или более после описываемых событий. О более или менее далеком прошлом средневековые авторы не писали новых произведений, предпочитали соединять и перерабатывать старые произведения, составлять своды, сохранять всю старую фактическую основу, ценя в старых произведениях
Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. IV. С. 145, прим. а.
ПСРЛ. Т. XVI. С. 173.
Там же. Т. V. Вып. I. Л., 1925. С. 147–149.